Вас понял! Замолкаю. Если не важно, где и какие события происходили, то, конечно, всяко-разных смыслов можно обнаружить немереное количество, в том числе и взаимно противоположных.
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 1
-
Алистейн
- Сообщения: 287
- Зарегистрирован: 08 дек 2021, 00:28
- Благодарил (а): 57 раз
- Поблагодарили: 86 раз
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 1
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 1
Где и какие события происходили,- это в основном для историков. В том числе и для вас с Моллари. А происхождение древнего слова нельзя связать с какой-нибудь определенной местностью. Действительно, заканчиваем бесполезный спор.
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 7
Многочисленные исследователи слова «зегзица» применяли его не только к кукушке, но и к другим птицам, не учитывая при этом, что речь может идти не об известной многим птице, а о птице — персонификации. Так, например, в восточно-тюркском диалекте есть слово seɣizɣan (sæɣїzɣa:n, sæɣїzχa:n) – сорока, которое можно сравнить с турец. saksağan с тем же значением. В таком случае элементы seɣiz (sæɣїz) и saksa могут иметь сходящиеся смыслы, которые легко обнаружить в восточно-тюрк. seɣiz (sæɣїz) – глина, клей, грязь, сера, смола и турец. sakız — смола, в том числе и жевательная, а также в PIE *seg- 'прилипать, прилепляться'.
При этом прилипать к человеку может и слава, хорошая или дурная, что очень показательно отразилось на судьбе в общем-то заурядного князя, в то время как о его жене Ярославне в точности не известно ничего, даже настоящего имени. Тем не менее они оказались несомненными победителями в соответствии с голланд. zege — победа, потому что первый сменил свое поражение на победу, связанную с побегом из плена и возвращением на княжеский (пре)стол, а вторая, вероятно, с помощью языческого обряда спасла из небытия горячо любимого мужа. Возможно, даже ценой собственной жизни. Увы, но все известные даты рождения детей князя Игоря (Владимир, Олег, Святослав, Роман) приходятся на годы до его пленения и плача Ярославны, которая к тому же могла оказаться их юной мачехой. Во всяком случае известный исследователь «Слова...» Стеллецкий В.И. считал, что в 1185 году ей было 16 лет, а замуж она вышла за год до этого. В то же время дочь князя Игоря (имя и дата рождения отсутствуют) в 1190 году была уже замужем. Что же касается еще одного сына, Ростислава, единожды и вскользь упомянутого, то его существование остается вообще под вопросом.
Все вышеназванные значения «глина, клей, грязь, сера, смола», присутствующие в начальном элементе seɣiz (sæɣїz) восточно-тюркского слова seɣizɣan (sæɣїzɣa:n, sæɣїzχa:n) и в начальном элементе saksa турецкого слова saksağan с общим персонифицированным значением «сорока», можно связать со страстным желанием, которое как бы «приклеивает» взгляд молодого человека — «сороки» к желаемому объекту, что соответствует восточно-тюрк. χa — желание, желающий в соединении с an — момент, время, присяга, обет, обязательство и турец. ha – побуждение, восхищение, предостережение, размышление в соединении с an – момент, мгновение, ум, сознание, к чему можно добавить и ân — привлекательность, грациозность.
Следует также обратить внимание на турецкие слова on — десять с учетом выражения «попасть в десятку» и ön — впереди лежащее пространство, ближайшее будущее, при наступлении которого выросшая и вступающая во взрослую жизнь молодежь должна была давать клятву, которая могла быть брачной клятвой, военной клятвой, общинной клятвой, религиозной клятвой (обетом) и клятвой, данной какому-нибудь ордену,- в том числе и рыцарскому. Сюда же надо отнести др.-тюрк. šaqšї (saɣїz) – смола, камедь, сок с учетом выражения «быть в самом соку»,- то есть на пике своего развития, когда парни и девушки становятся привлекательными друг для друга.
Более того, если сравнить литовские слова gegužė — кукушка и gegužas — пестрый, а также корень «зегза» в слове «зегзица», с тур. serçe — воробей,- который имеет неоднородный (темно-светлый) цвет оперения,- и с хорватским диалектным словом serec (serca, serce) - лошадь с серо-белой шерстью, то мы обнаружим сочетание «темного» и «светлого», притом что птицы и лошади могут являться проводниками в царство мертвых, куда надо было попасть и птице зегзице по той причине, что Ярославна считала своего мужа мертвым. Отдельно нужно указать на то, что по своей сути все молодые люди находятся на границе между мраком и светом, между невежеством и знанием, где находится и сама кукушка, предпочитая обитать недалеко от края темного леса. Поэтому в русских диалектах существуют слова «кукуш» - милый, милая в сопоставлении с «кукуша» - кукушка и «кукушек» - безымянный палец, на который надевают обручальное кольцо. Про коней же, которые олицетворяют мужскую солярную силу, существует двусмысленная поговорка о том, что «старый конь борозды не портит, а молодой глубоко не пашет». В то же время лошадь ассоциируется со стихийной силой огня, ветра и воды, что сообразуется с обращением Ярославны к Солнцу, Ветру и Днепру.
Естественно, что всякое любовное влечение, присутствующее у томящейся от нахлынувших чувств молодежи, может быть с одной стороны светлым, а с другой стороны темным, или ослепляющим, что можно сопоставить с белым и черным оперением сороки-белобоки. Подтверждается это предположение сопоставлением каталанских слов garsa – сорока и garsó — молодой, любезный, а также испанских слов cotorra — сорока и сotorron — молодящийся, холостяк, к которым можно добавить латышские слова gars – дух, пар (что соответствует упорному молодому возрасту), gārsa – сныть (эта трава ассоциируется с жизненной силой и защитой домашнего очага, поэтому она используется в свадебных букетах) и garšа — вкус, аромат (потому что подросшая молодежь начинает вкушать всю прелесть изобилия жизненных сил).
Смысл любовного желания можно также узнать из символики стрекочущей сороки, которая олицетворяет добрые вести, счастливый брак, сексуальный успех (светлая сторона любви) и в то же время она олицетворяет пересуды и сплетни (темная сторона любви), а значит элементы seɣiz и saksa со значениями грязи, клея и смолы можно сопоставить не только с общеевропейским словом «секс» (seks, sex), но и с санскритскими словами sakha – связанный с кем-то, друг, товарищ, śākh — обнимать, охватывать, проникать, пропитывать, sakhi – друг, подруга и sakṣa — неодолимый, всепоглощающий, подавляющий. Не случайно же омрачающее разум сексуальное чувство приводило к тому, что ворота дома, в котором жила согрешившая девушка, в старину мазали смолой или грязью.
При этом, рассматривая восточно-тюркский элемент seɣiz (sæɣїz) и турецкий элемент saksa с общими значениями загрязнения и клейкости (сравните: грязные мысли и клеить девушку), нужно учитывать значение восточно-тюркского слова sæɣїn- 'желать, тосковать' и образное сходство других восточно-тюркских слов iz – следить, выяснять и zi – наделять, обеспечивать, если применить их значения к образу парня или девушки, получивших в дар от природы явные и поэтому хорошо отслеживаемые сексуальные признаки. То же самое можно сказать о санскритских словах īś — мочь, обладать, быть связанным с кем-то или чем-то и śi — даровать, удовлетворять.
В данном случае очень любопытен список турецких слов: toydan — вид дрофы (степная птица), toygan — сокол, toykuşu — дрофа, стрепет и toygar — жаворонок, в которые входит элемент toy со значениями «пир, торжество по случаю свадьбы или обрезания», «дрофа» и «неопытный, незнающий, зеленый», что автоматически сближает образ самца дрофы, распускающего свой хвост во время брачного периода, с неопытным юнцом, который старается преувеличить свою самость. Но не так ли и князь Игорь старался преувеличить свое собственное значение, отправляясь в заведомо проигрышный для него путь?
Можно даже предположить, что «сорока» - это загрязненная нескромными мыслями или блестящими, но при этом невыполнимыми, прожектами молодая душа, скрытая за покровом человеческого тела, что, между прочим, соответствует значению элемента coto – отгороженный участок в исп. cotorra – сорока,- не случайно же санскритское слово dūṣa имеет смысл загрязнения и развращения, в то время как санскр. duh – выжимать, сцеживать (сок сомы), давать молоко, приносить (плоды, урожай), извлекать выгоду, исполнять желание за возникающим образом молодой и плодоносной коровы, обожествляемой в Индии, скрывает образы набравшихся «духа» парней, способных извлекать сексуальную «сому», и девушек, способных после беременности и родов давать материнское молоко.
В таком случае незнаемая птица зегзица, под видом которой насмерть перепуганная Ярославна хотела бы полететь с вершины крепости на далекую и чужую для нее землю, где произошла смертельная битва русских воинов с половцами, соответствует выражению «душа ушла в пятки»,- то есть вышла за границы своего обычного обитания. Более того, традиция отмечать сорок дней после смерти связана с тем, что душа на сороковой день после кончины предстает перед Богом, оказываясь на вершине небес, что противоположно земному направлению (к пяткам).
Видимо, этот размах соответствует древнетюркскому слову sergäk – покачивание, шатание, потому что за всю человеческую жизнь «сорока» - душа не раз поднималась ввысь (санскр. sūra — солнце) и стремительно падала вниз (др.-тюрк. seraʾ - земля), что соответствует подтверждающему древнетюркскому слову šäksiz – несомненно, действительно, причем ее срединное положение соответствует др.-тюрк. ser- 'терпеть, выносить; оставаться в одном положении, застывать', к которому примыкают такие древнетюркские слова, как čer — задержка (запор), время, пора, противоположная сторона, напротив и čer- 'освобождать, избавлять',- каждого в свой черед в соответствии с древнетюркскими словами čergä – черед, очередь и čerıg – время, пора, противоположная сторона, войско, что соответствует картине «собирания» потустороннего «войска» из Солнца, Ветра и Днепра для воскресения и поднятия «упавшего вниз» князя Игоря.
Отдельно нужно указать на то, что суффикс -gä (ɣa), который имеется в слове čergä – черед, очередь, появляется в древнетюркских прилагательных со смыслом принадлежности,- например, bilgä – мудрый и bil — знать,- то есть принадлежать к знающим людям или же быть знающим,- но в то же время добавленное +gä (ɣa, qa, kä) обладает смыслами направления, цели, предназначения, места, времени и т.д , что может соответствовать древнегреческому суффиксу -ζε, обозначающему направление к чему-то или кому-то, в том числе и направление за что-то. В таком случае др.-тюрк. sïčï (sıčı) – граница может состоять из sï- ломать, разбивать, побеждать' и čï со смыслом принадлежности (сравните: balïq – рыба и balïqčï — рыбак).
Аналог этих суффиксов может присутствовать и в древнейшей форме *zeg(ъ)za, которой исследователи обозначают кукушку, хотя это могла быть ассоциация с любой боящейся одиночества и в то же время надеющейся на чудо женщиной, что соответствует немецкому слову zagen – колебаться, трепетать и голландским словам zege — победа, zegen – счастье, благодать, благословение. Более того, эти суффиксы могут быть связаны с египетским термином Ка — жизненная сила, черты характера и судьба человека, который соответствует современному понятию энергетического двойника, на что указывает птица Бенну из египетской мифологии, которая была аналогом феникса, являясь при этом душой бога Ра. Изображалась она в основном в виде цапли, олицетворяя при этом воскресение из мертвых, что может соответствовать проведенному обряду Ярославны, скрытому автором «Слова о полку Игореве». Необходимо отметить и то, что исп. garza — цапля соответствует каталанск. garsa – сорока, что является отголоском древних языческих верований, связывавших птиц с душой человека. Поэтому в мифологических представлениях существует термин «птица — душа», соединяющий мир живых с миром духов.
Ps Имеющееся на протяжении всей статьи пересечение «мужских» и «женских» значений соответствует любопытному образу персидской птицы Хумай, чье название трактуется как «птица, приносящая счастье». По словам писателя Михаила Попова в этой солнечной птице «совмещены две половинки — мужская и женская, причем их единство следует понимать буквально (по одной лапе и по одному крылу на мужскую и женскую часть». Видимо, он взял этот образ у китайской мифической птицы- феникса fènghuáng (фэнхуан), где fèng могло обозначать самца феникса, а huáng — самку феникса.
Любопытно и описание этой поистине «неведомой» птицы: «клюв петуха, зоб ласточки, шея змеи, на туловище узоры, как у дракона, хвост рыбы, спереди как лебедь, сзади как единорог, спина черепахи», где могли быть отражены мужские и женские признаки, притом что петух является символом Солнца и духовного возрождения, а также персонифицирует любовное чувство, ласточка олицетворяет обновление, воскрешение и деторождение, змея (как и змей) наравне с драконом и лебедем символизирует женское и мужское начала, а также их андрогинность, рыба связана с плодородием, изобилием и интуицией, единорог символизирует пробужденное сознание, приходящее со взрослением человеческого организма, ну а черепаха, благодаря своему панцирю-оберегу, отвечает за долголетие и упорное движение вперед, что связано с духовным ростом и обретением мудрости.
При этом птица Хумай выступает не только в роли феникса, но и как вещая птица, чей возможный убийца умрет в течение сорока дней. Более того, в башкирском эпосе «Урал-батыр» данная птица предстает как девушка — лебедь, обладающая даром перевоплощения. Также привлекает внимание сообщение о том, что коснувшись крылом птица хумай может дать человеку свое благословение на духовный рост и даже владычество, что соответствует предполагаемому касанию зегзицы тела князя Игоря и его последующему возвращению из-за пределов русского мира на княжеский престол. Сравните: ср.-в.-нем. seg(e) – благословение + sic (sige) — победа с учетом произношения звука с как tse:, что дает нам слово, близкое к слову «зегзица». Можно также предположить, что перс. homā (птица Хумай) тождественно санскр. hama – персонификация, олицетворение, воплощение, чем на самом деле является и птица зегзица, в которую стремилась перевоплотиться Ярославна, чтобы одержать победу над тяжкими последствиями необдуманных действий своего по-юношески безрассудного мужа.
При этом прилипать к человеку может и слава, хорошая или дурная, что очень показательно отразилось на судьбе в общем-то заурядного князя, в то время как о его жене Ярославне в точности не известно ничего, даже настоящего имени. Тем не менее они оказались несомненными победителями в соответствии с голланд. zege — победа, потому что первый сменил свое поражение на победу, связанную с побегом из плена и возвращением на княжеский (пре)стол, а вторая, вероятно, с помощью языческого обряда спасла из небытия горячо любимого мужа. Возможно, даже ценой собственной жизни. Увы, но все известные даты рождения детей князя Игоря (Владимир, Олег, Святослав, Роман) приходятся на годы до его пленения и плача Ярославны, которая к тому же могла оказаться их юной мачехой. Во всяком случае известный исследователь «Слова...» Стеллецкий В.И. считал, что в 1185 году ей было 16 лет, а замуж она вышла за год до этого. В то же время дочь князя Игоря (имя и дата рождения отсутствуют) в 1190 году была уже замужем. Что же касается еще одного сына, Ростислава, единожды и вскользь упомянутого, то его существование остается вообще под вопросом.
Все вышеназванные значения «глина, клей, грязь, сера, смола», присутствующие в начальном элементе seɣiz (sæɣїz) восточно-тюркского слова seɣizɣan (sæɣїzɣa:n, sæɣїzχa:n) и в начальном элементе saksa турецкого слова saksağan с общим персонифицированным значением «сорока», можно связать со страстным желанием, которое как бы «приклеивает» взгляд молодого человека — «сороки» к желаемому объекту, что соответствует восточно-тюрк. χa — желание, желающий в соединении с an — момент, время, присяга, обет, обязательство и турец. ha – побуждение, восхищение, предостережение, размышление в соединении с an – момент, мгновение, ум, сознание, к чему можно добавить и ân — привлекательность, грациозность.
Следует также обратить внимание на турецкие слова on — десять с учетом выражения «попасть в десятку» и ön — впереди лежащее пространство, ближайшее будущее, при наступлении которого выросшая и вступающая во взрослую жизнь молодежь должна была давать клятву, которая могла быть брачной клятвой, военной клятвой, общинной клятвой, религиозной клятвой (обетом) и клятвой, данной какому-нибудь ордену,- в том числе и рыцарскому. Сюда же надо отнести др.-тюрк. šaqšї (saɣїz) – смола, камедь, сок с учетом выражения «быть в самом соку»,- то есть на пике своего развития, когда парни и девушки становятся привлекательными друг для друга.
Более того, если сравнить литовские слова gegužė — кукушка и gegužas — пестрый, а также корень «зегза» в слове «зегзица», с тур. serçe — воробей,- который имеет неоднородный (темно-светлый) цвет оперения,- и с хорватским диалектным словом serec (serca, serce) - лошадь с серо-белой шерстью, то мы обнаружим сочетание «темного» и «светлого», притом что птицы и лошади могут являться проводниками в царство мертвых, куда надо было попасть и птице зегзице по той причине, что Ярославна считала своего мужа мертвым. Отдельно нужно указать на то, что по своей сути все молодые люди находятся на границе между мраком и светом, между невежеством и знанием, где находится и сама кукушка, предпочитая обитать недалеко от края темного леса. Поэтому в русских диалектах существуют слова «кукуш» - милый, милая в сопоставлении с «кукуша» - кукушка и «кукушек» - безымянный палец, на который надевают обручальное кольцо. Про коней же, которые олицетворяют мужскую солярную силу, существует двусмысленная поговорка о том, что «старый конь борозды не портит, а молодой глубоко не пашет». В то же время лошадь ассоциируется со стихийной силой огня, ветра и воды, что сообразуется с обращением Ярославны к Солнцу, Ветру и Днепру.
Естественно, что всякое любовное влечение, присутствующее у томящейся от нахлынувших чувств молодежи, может быть с одной стороны светлым, а с другой стороны темным, или ослепляющим, что можно сопоставить с белым и черным оперением сороки-белобоки. Подтверждается это предположение сопоставлением каталанских слов garsa – сорока и garsó — молодой, любезный, а также испанских слов cotorra — сорока и сotorron — молодящийся, холостяк, к которым можно добавить латышские слова gars – дух, пар (что соответствует упорному молодому возрасту), gārsa – сныть (эта трава ассоциируется с жизненной силой и защитой домашнего очага, поэтому она используется в свадебных букетах) и garšа — вкус, аромат (потому что подросшая молодежь начинает вкушать всю прелесть изобилия жизненных сил).
Смысл любовного желания можно также узнать из символики стрекочущей сороки, которая олицетворяет добрые вести, счастливый брак, сексуальный успех (светлая сторона любви) и в то же время она олицетворяет пересуды и сплетни (темная сторона любви), а значит элементы seɣiz и saksa со значениями грязи, клея и смолы можно сопоставить не только с общеевропейским словом «секс» (seks, sex), но и с санскритскими словами sakha – связанный с кем-то, друг, товарищ, śākh — обнимать, охватывать, проникать, пропитывать, sakhi – друг, подруга и sakṣa — неодолимый, всепоглощающий, подавляющий. Не случайно же омрачающее разум сексуальное чувство приводило к тому, что ворота дома, в котором жила согрешившая девушка, в старину мазали смолой или грязью.
При этом, рассматривая восточно-тюркский элемент seɣiz (sæɣїz) и турецкий элемент saksa с общими значениями загрязнения и клейкости (сравните: грязные мысли и клеить девушку), нужно учитывать значение восточно-тюркского слова sæɣїn- 'желать, тосковать' и образное сходство других восточно-тюркских слов iz – следить, выяснять и zi – наделять, обеспечивать, если применить их значения к образу парня или девушки, получивших в дар от природы явные и поэтому хорошо отслеживаемые сексуальные признаки. То же самое можно сказать о санскритских словах īś — мочь, обладать, быть связанным с кем-то или чем-то и śi — даровать, удовлетворять.
В данном случае очень любопытен список турецких слов: toydan — вид дрофы (степная птица), toygan — сокол, toykuşu — дрофа, стрепет и toygar — жаворонок, в которые входит элемент toy со значениями «пир, торжество по случаю свадьбы или обрезания», «дрофа» и «неопытный, незнающий, зеленый», что автоматически сближает образ самца дрофы, распускающего свой хвост во время брачного периода, с неопытным юнцом, который старается преувеличить свою самость. Но не так ли и князь Игорь старался преувеличить свое собственное значение, отправляясь в заведомо проигрышный для него путь?
Можно даже предположить, что «сорока» - это загрязненная нескромными мыслями или блестящими, но при этом невыполнимыми, прожектами молодая душа, скрытая за покровом человеческого тела, что, между прочим, соответствует значению элемента coto – отгороженный участок в исп. cotorra – сорока,- не случайно же санскритское слово dūṣa имеет смысл загрязнения и развращения, в то время как санскр. duh – выжимать, сцеживать (сок сомы), давать молоко, приносить (плоды, урожай), извлекать выгоду, исполнять желание за возникающим образом молодой и плодоносной коровы, обожествляемой в Индии, скрывает образы набравшихся «духа» парней, способных извлекать сексуальную «сому», и девушек, способных после беременности и родов давать материнское молоко.
В таком случае незнаемая птица зегзица, под видом которой насмерть перепуганная Ярославна хотела бы полететь с вершины крепости на далекую и чужую для нее землю, где произошла смертельная битва русских воинов с половцами, соответствует выражению «душа ушла в пятки»,- то есть вышла за границы своего обычного обитания. Более того, традиция отмечать сорок дней после смерти связана с тем, что душа на сороковой день после кончины предстает перед Богом, оказываясь на вершине небес, что противоположно земному направлению (к пяткам).
Видимо, этот размах соответствует древнетюркскому слову sergäk – покачивание, шатание, потому что за всю человеческую жизнь «сорока» - душа не раз поднималась ввысь (санскр. sūra — солнце) и стремительно падала вниз (др.-тюрк. seraʾ - земля), что соответствует подтверждающему древнетюркскому слову šäksiz – несомненно, действительно, причем ее срединное положение соответствует др.-тюрк. ser- 'терпеть, выносить; оставаться в одном положении, застывать', к которому примыкают такие древнетюркские слова, как čer — задержка (запор), время, пора, противоположная сторона, напротив и čer- 'освобождать, избавлять',- каждого в свой черед в соответствии с древнетюркскими словами čergä – черед, очередь и čerıg – время, пора, противоположная сторона, войско, что соответствует картине «собирания» потустороннего «войска» из Солнца, Ветра и Днепра для воскресения и поднятия «упавшего вниз» князя Игоря.
Отдельно нужно указать на то, что суффикс -gä (ɣa), который имеется в слове čergä – черед, очередь, появляется в древнетюркских прилагательных со смыслом принадлежности,- например, bilgä – мудрый и bil — знать,- то есть принадлежать к знающим людям или же быть знающим,- но в то же время добавленное +gä (ɣa, qa, kä) обладает смыслами направления, цели, предназначения, места, времени и т.д , что может соответствовать древнегреческому суффиксу -ζε, обозначающему направление к чему-то или кому-то, в том числе и направление за что-то. В таком случае др.-тюрк. sïčï (sıčı) – граница может состоять из sï- ломать, разбивать, побеждать' и čï со смыслом принадлежности (сравните: balïq – рыба и balïqčï — рыбак).
Аналог этих суффиксов может присутствовать и в древнейшей форме *zeg(ъ)za, которой исследователи обозначают кукушку, хотя это могла быть ассоциация с любой боящейся одиночества и в то же время надеющейся на чудо женщиной, что соответствует немецкому слову zagen – колебаться, трепетать и голландским словам zege — победа, zegen – счастье, благодать, благословение. Более того, эти суффиксы могут быть связаны с египетским термином Ка — жизненная сила, черты характера и судьба человека, который соответствует современному понятию энергетического двойника, на что указывает птица Бенну из египетской мифологии, которая была аналогом феникса, являясь при этом душой бога Ра. Изображалась она в основном в виде цапли, олицетворяя при этом воскресение из мертвых, что может соответствовать проведенному обряду Ярославны, скрытому автором «Слова о полку Игореве». Необходимо отметить и то, что исп. garza — цапля соответствует каталанск. garsa – сорока, что является отголоском древних языческих верований, связывавших птиц с душой человека. Поэтому в мифологических представлениях существует термин «птица — душа», соединяющий мир живых с миром духов.
Ps Имеющееся на протяжении всей статьи пересечение «мужских» и «женских» значений соответствует любопытному образу персидской птицы Хумай, чье название трактуется как «птица, приносящая счастье». По словам писателя Михаила Попова в этой солнечной птице «совмещены две половинки — мужская и женская, причем их единство следует понимать буквально (по одной лапе и по одному крылу на мужскую и женскую часть». Видимо, он взял этот образ у китайской мифической птицы- феникса fènghuáng (фэнхуан), где fèng могло обозначать самца феникса, а huáng — самку феникса.
Любопытно и описание этой поистине «неведомой» птицы: «клюв петуха, зоб ласточки, шея змеи, на туловище узоры, как у дракона, хвост рыбы, спереди как лебедь, сзади как единорог, спина черепахи», где могли быть отражены мужские и женские признаки, притом что петух является символом Солнца и духовного возрождения, а также персонифицирует любовное чувство, ласточка олицетворяет обновление, воскрешение и деторождение, змея (как и змей) наравне с драконом и лебедем символизирует женское и мужское начала, а также их андрогинность, рыба связана с плодородием, изобилием и интуицией, единорог символизирует пробужденное сознание, приходящее со взрослением человеческого организма, ну а черепаха, благодаря своему панцирю-оберегу, отвечает за долголетие и упорное движение вперед, что связано с духовным ростом и обретением мудрости.
При этом птица Хумай выступает не только в роли феникса, но и как вещая птица, чей возможный убийца умрет в течение сорока дней. Более того, в башкирском эпосе «Урал-батыр» данная птица предстает как девушка — лебедь, обладающая даром перевоплощения. Также привлекает внимание сообщение о том, что коснувшись крылом птица хумай может дать человеку свое благословение на духовный рост и даже владычество, что соответствует предполагаемому касанию зегзицы тела князя Игоря и его последующему возвращению из-за пределов русского мира на княжеский престол. Сравните: ср.-в.-нем. seg(e) – благословение + sic (sige) — победа с учетом произношения звука с как tse:, что дает нам слово, близкое к слову «зегзица». Можно также предположить, что перс. homā (птица Хумай) тождественно санскр. hama – персонификация, олицетворение, воплощение, чем на самом деле является и птица зегзица, в которую стремилась перевоплотиться Ярославна, чтобы одержать победу над тяжкими последствиями необдуманных действий своего по-юношески безрассудного мужа.
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 8
В «Слове о полку Игореве» зегзица названа неведомой птицей, что соответствует сопоставлению более древней формы *zeg(ъ)za с урумским словом «зерзе» — какая-то птица, приведенным в «Урумском словнике» Гаркавца. Это слово Гаркавец сравнивает с крымско-тат «серче» - воробей и дальше приводит схожее с «зерзе» урумское слово «зерзеле» - вдруг, внезапно, неожиданно (в котором суффикс -ле относится к способу энергичного действия), что может означать стремительное срывание взрослой птицы с места или же неожиданный вылет подросшего птенца (с которым ассоциируются парень или девушка) из родительского «гнезда», что можно связать с турец. serkeş - непокорный, непослушный, неповинующийся; мятежный, а заодно и с этнонимом «черкес». Этот подросший птенец, впрочем, как и все дикие птицы, относится к миру еще неженатой молодежи или же к новобрачным, еще не утратившим своего сексуального запала, в то время как домашние птенцы и птицы символизируют период детства и мир устоявшихся семейных отношений.
Одновременно с этим образ домашней птицы хорошо сочетается с образом молодой женщины, которая в результате выхода замуж теряет тесную связь с родительским «гнездом»,- и в этом плане зегзица - кукушка, откладывающая яйца в чужом гнезде, вполне совпадает с образом молодой жены, рожающей детей в чужом для нее роду. При этом слово «зерзеле» со смыслом неожиданности и быстроты можно сопоставить как с турец. seri — быстрый, скорый, так и с цыганскими словами sig – быстрый и sigo – вдруг (влашский диалект), что предполагает некую взаимосвязь фонем r и g, на что указывает и русское слово «сиг» - стремительный прыжок в сопоставлении с «ширь» - широкий, потому что длинный прыжок в буквальном смысле резко расширяет осваиваемое пространство.
Если же мы возьмем такие урумские слова, как «зерар» (зарар) - вред, убыток, шкода и «зеруред» (зарурет) — необходимость, то естественно будет определить смысл элемента «зер» через «зар» - печаль, горе, очень, весьма, отменно, очевидно, сейчас, в самый раз и «зарт» - настоящий, мужественный, храбрый (сравните: азарт), что указывает на необходимость такого быстрого «вылета», сопровождаемого мимолетной грустью предстоящего расставания с родителями и подружками молодой самки и в то же время нередкой шкодливостью и, можно сказать, безбашенностью молодого самца в переходном возрасте, когда взрослеющая молодежь движется по направлению из детства во взрослую жизнь с ее устоявшимися правилами и обычаями.
Поэтому турец. serkeş - непокорный, непослушный, неповинующийся; мятежный содержит не очень лицеприятный элемент keş — глупец, дурак,- который ищет опасные приключения на свою голову и в то же время притягивает к себе восхищенные взоры девушек в соответствии с другими значениями -keş 'тянущий; терпящий, переносящий; привлекающий, притягивающий'. Очевидно, что турецкое слово serkeş - непокорный, непослушный в сопоставлении с турец. herkes – всякий, каждый можно сравнить со словом «джигит» - молодой парень, юноша, молодец, потому что именно в юном возрасте возникает неискоренимая проблема довольно грустного противостония родителей и детей в соответствии с др.-тюрк. jïγï – плач, рыдание, что можно трактовать и как «печаль, горе».
Отдельно нужно указать на то, что термин «дурак» первоначально не имел в себе никакого откровенно уничижительного смысла, обозначая молодого отрока, стоящего на пороге своего умственного и нравственного развития. Если же вспомнить о том, что молодого Ивана-дурака посылали в разнообразные «неведомые дали» для соответствующих испытаний, откуда он всегда возвращался победителем, то к месту будет упомянуть санскритские слова dūra – даль, расстояние, долгий путь и durāka – из варварского племени, что позволяет предположить первоначальную трактовку слова «варвар» как «рисковый парень со своими не вполне еще цивилизованными замашками». Такими были и славяне, множество детей которых придавало им статус молодого племени. Причем не по возрасту существования, а по количеству трудоспособной молодежи, что было обусловлено верой в то, что детский «урожай» в семье соответствует хлебному урожаю в поле.
Вполне возможно, что с урумскими словами «зар» - печаль, горе, очень, весьма, отменно, очевидно, сейчас, в самый раз и «зарт» - настоящий, мужественный, храбрый древними таинственными нитями связаны русские слова «зря» - напрасно и «зреть» - становиться готовым к употреблению, то есть созревать, потому что значения «печаль, горе» и «напрасно» несут в себе общую негативную отметку, а значения «очень, весьма, отменно, очевидно, сейчас, в самый раз» и «настоящий, мужественный, храбрый» имеют общую позитивную отметку, что, кстати, сочетается с вечерней (унылой) и утренней (радостной) зорями. Подтверждает это и английское слово dawn – рассвет, утренняя заря, зачатки, начало, проблески, начинаться, пробуждаться (о способностях), появляться (о юношеских усиках).
Сравните также слово «шкет» - мальчишка, подросток, молодец, удалец и PIE *sket- 'вред', что отчасти может быть связано с пробуждением у подросших парней дурманящего сексуального чувства, когда у них появляется возможность «портить девок». Любопытно, что в цыганском языке имеются слова zar – паховый волос и zor – сила, мощь, которые определяют период взросления молодого организма, нередко связанный с плохим настроением и с хождением «налево» в соответствии с цыганскими словами zilv – ревновать, завидовать и zervo — левый с учетом древней заменяемости фонем l и r. Это хождение можно назвать своего рода охотой, что увязывает образ молодого самца, охотящегося за самками, с хищной птицей, чье название можно сравнить с протоугрофинск. *kerkV — сокол или чуваш. «херхи» - кобчик, в то время как объект охоты можно связать с перс. kark – курица и опосредованно с каркающей «вороной» (турец. karga), проворонившей свою девичью свободу и теперь издающей горестные звуки.
При этом ворона на норвежском языке обозначается словом kråke, которое производят от PIE *gerh₂ – хрипло кричать, а на немецком языке название «ворона» соответствует слову Krähe, которое производят от PIE *ger- 'кричать, скрипеть', что позволяет сопоставить эти слова со словами «крякать» (относится к утке) и «каркать» (относится к вороне). Но дело в том, что утка является символом продолжения рода, верности и любви, а ворона в символике помимо пророчества и проницательности образно связана с противоречивыми любовными отношениями, которые могут принести как спасение, так и разрушение собственного мира, что отличает сомнительный образ вороны от образа заботливой утки, которая по древнеславянскому преданию является творцом окружающего мира и знаком его вечного продолжения.
Но творцом мира по древним представлением является и звук (крик, в Библии определяемый как Слово), который лежал в изначальном акте творения Вселенной, притом что любое творение может закончиться его крахом. Сравните нем. Crash — крах, столкновение с англ. crack — расщеплять, трескаться, притом что англ. crake – издавать резкий скрипучий звук имеет дополнительные значения «коростель, дергач» и «хвастаться». Поэтому и нем. Krähe - ворона прячет в себе негативную символику этой птицы. Любопытно, что слово «крах» на турецкий язык переводится словом çöküş, которое схоже со словом «кукушка» (тадж. коку) и со словом «кокошник» (кокуй) от др.-русск. «кокошь» - курица,- головной убор, который носили русские женщины. Впрочем, его округлая форма в виде полумесяца сочетается с древнетюркскими словами kök – небо и köküs (köküz) – грудь. В таком случае словом «крах» ассоциативно можно обозначить «сгорбленное» состояние небосвода во время непогоды, который готов обрушиться на землю обильным дождем,- но в то же время словом «крах» можно обозначить и любовную «непогоду» с проливаемыми «слезами», которая двусмысленно объясняется выражением «бьет — значит любит», где значение «бьет» первоначально могло относиться к половому акту с обильно пролитой спермой.
Исходя из приведенных соображений, с норвежским словом kråke — ворона можно сопоставить схожее норвежское слово kràke — морское чудовище, осьминог в сопоставлении с др.-гр. γοργός — страшный, грозный, ретивый, буйный, которое включает в себя смыслы чего-то сгорбленного (норв. kràket) и задиристого (норв. kràkílsk). Тем не менее, осьминог отождествляется с таинственными глубинами подсознания, а в Древнем Китае он символизировал начало творения, что можно связать с пророчеством вороны и символикой утки в качестве творца Мира, каковым по мнению палеоазиатских народов является и ворон. Сравните: др.-тюрк. sār – говорящая черная птица и др.-тюрк. sära' - земля.
В данном случае перс. kark – курица, как и перс. xorus — петух, можно сопоставить с персидскими словами kārkon — работоспособный, трудолюбивый, деятельный и gharghar (ɣarɣar) — квакать, каркать в сопоставлении с русскими диалектными словами «гарк» — крик и «гаркать» — говорить, кричать, призывать, каркать (о вороне), гоготать (о гусе), злобно лаять (о собаке), притом что лягушка в народном миропонимании является символом трансформации первобытной материи в ее упорядоченное состояние, что образно соответствует переходу внутриутробного плода в пока еще неупорядоченный облик человеческого существа (ребенка, юноши), а затем и в облик настоящего взрослого человека, который в идеале отличается от ребенка и молодого парня своим упорядоченным состоянием. Как тут не вспомнить «бродячий» сюжет о Царевне-лягушке и о ее превращениях в ту или другую сторону?
Обращает на себя внимание связь персидских слов sār — скворец, голова, горе, печаль и sārr — радующийся, веселящийся с другими персидскими словами sāreq- 'вор, похититель' и sārgape — хищная птица сарыч, причем значения «горе, печаль» и «радующийся, веселящийся» можно сопоставить с перепадами настроения у молодежи. Сюда же нужно отнести и русское слово «серчать» - сердиться, гневаться, которое может быть одновременно связано как со словом «сердце», когда соответствующий ему молодой внутренний орган подвергается ярости и гневу, так и с символикой гноя — нарыва, когда под влиянием бушующих гормонов скрытое сексуальное чувство внезапно прорывается наружу, в том числе и в виде неуправляемого гнева.
В то же время с русским словом «серчать» - сердиться, гневаться можно сопоставить крымско-тат «серче» - воробей, особенно если учесть тот факт, что воробьи могут проявлять агрессию к другим птицам и животным, особенно в период размножения. Да и в самом слове «воробей» присутствует явная агрессия, образно связанная с заслуженным наказанием какого-нибудь пройдошистого парня, наглым образом «склевавшего» бедную девушку, разгневанными братьями, вступившимися за поруганную честь сестры. Поэтому следует обратить внимание на санскритские слова kanā – девочка, девушка в сопоставлении с kana – крупинка, зерно и на урумские «зерзе» - какая-то птица в сопоставлении с «заре» - зерно, рыдание.
Отдельно нужно указать на то, что по мнению исследовательницы Берштам воробьем называли не только самого воробья, но и водяного дрозда (арханг., перм.), скворца (псков.), снегиря (томск.), а его южнорусским синонимом «горобец» назывался соловей (курск., воронеж.), что равнозначно соотнесению названия «зегзица» к разным птицам и может в частности соответствовать звукам, издаваемым птицами во время брачного сезона,- так называемому «воркованию». Определенным образом это накладывается на взаимоотношения между молодыми людьми, когда они от страсти теряют свой разум (теряют голову), что подтверждается сопоставлением крымско-татарских слов «серче» - воробей, который ассоциируется с еще неженатым парнем, и «серсем» - шальной, дурак, безумец.
Косвенно это подтверждается крымско-тат. «серке» - выхолощенный козел и сопоставлением значений русских слов «холостить» - кастрировать и «холостить» - быть холостым, неженатым. Поэтому крымско-тат. «серс» - сырой относится к состоянию дикости, свойственной холостяку, в то время как термин «вареный» можно отнести к цивилизованному (то есть женатому) человеку. Сравните: санскр. vareṇya — желаемый, угодный, милый, лучший из (то есть избранник) и русск. «вареный» - неловкий в движениях, что как раз можно отнести к человеку, связанному узами брака.
Отдельно, имея в виду крымско-татарские слова «серче» — воробей и «сер» — голова, нужно указать на крымско-татарский словообразовательный аффикс -ca (на латинице) из диалекта Добруджи с вариантами –ce, -ça, -çe, -şa, -şe, которые можно сравнить не только с др.-гр. -ζε, обозначающим связующее направление к чему-либо, но и с указующим латин. -cĕ 'здесь, вот'. В турецком языке словообразовательный аффикс -ca (-ce, -ça, -çe) может участвовать в создании названий животных. Сравните: atma(k) – бросать, кидать, швырять и atmaca – ястреб. При этом следует обратить внимание и на atmık — сперма, что увязывает образ ястреба с образом могучего самца, которого в частности призывала Ярославна. Обратите также внимание на санскр. ātman — дух, самость, которые могла укрепить в князе Игоре его молодая жена Ярославна своими загадочными магическими действиями.
Не только в крымско-татарском, но и в турецком языке есть слово serçe — маленькая певчая птичка, живущая рядом с людьми,- то есть воробей,- с учетом турецких слов ser – голова, верхушка, главный, старший, край, конец и seri – быстрый, скорый, а также se – три (символизирует полноту состояния), er – мужчина (обладающий всей полнотой власти,- то есть «сэр»), érce – мужественно, доблестно, храбро, erge – цель, намерение, ergen – достигший половой зрелости, холостой, неженатый и erk – сила, мощь, влияние, авторитет. Существует и турец. gerçek — достоверный, настоящий.
Объяснить эти значения можно брачной символикой воробья, который выступает в роли пришедшего со стороны (из-за края) бойкого и наполненного жизненной силой жениха, «ворующего» невесту из родительского дома. В этом плане воробей схож с сорокой, которая олицетворяет счастливый брак и сексуальный успех, что позволяет сравнить костяки согласных srç и srk (src) в их наименованиях. Замена же er на eg или serçe на условное «zegze» ничего не меняет, потому как турец. ege – управляющий, опекун тождественно турец. er - муж, мужчина. Что же касается турец. ere – пила в сопоставлении с др.-тюрк. er- 'раскалывать', то можно указать на способность мужчины одного рода «отколоть (отпилить)» женщину от другого рода, а затем «раздвоить» ее на мать и ребенка. К тому же полотно пилы состоит из «расколотых» зубьев, которые можно сравнить с большим количеством детей, рождавшихся в древних крестьянских семьях.
Можно присмотреться и к слову «сарыч», как называют хищную птицу семейства ястребиных, которое считают произошедшим от тюрк. sary - желтый. Другое ее название «канюк» сопоставимо со словом «канючить» - жалобно просить с учетом того, что «канючила» и Ярославна, упрашивая высшие силы вернуть из небытия князя Игоря. При этом слово «канюк» можно сравнить со словин. kanja – ястреб, чеш. káně - сарыч, польск. kania – коршун и польск. kaniuk - кобчик, сокол, а также с латин. căno – петь, воспевать, прославлять, возвещать, прорицать, кричать (о сове), кукарекать (о петухе), каркать (о вороне), квакать (о лягушке), что, между прочим, может быть связано с санскритским словом gā – петь, воспевать, восхвалять, находящимся в связке с санскр. gā — уходить, идти, приходить, испытывать, достигать.
Это gā может иметь отношение к русскому диалектному «га» - возглас неудовольствия, согласия или вопроса, а также к слову «гаить» - кричать, шуметь, окликать, плакать, устраивать облаву (то есть искать), перемешивать (соединять), укутывать, укрывать (в данном случае защищать), латать, чинить (сравните со значением «лечить»). Все эти смыслы с полным основанием можно отнести к действиям Ярославны - зеГзицы, которая и плачет, и призывает потусторонние силы, и выражает им свое неудовольствие, и хочет найти мужа, чтобы излечить его и защитить.
В то же время в русских диалектах слово «канюк» может относиться к чайке, дятлу и кулику,- то есть не к одной какой-то птице, в то время как зегзицей куряне зовут иволгу, которая своим желто-черным окрасом может быть ассоциирована с ослепляющей любовной страстью. Что же касается слова «сарыч», то им обозначают не только хищную птицу канюка или надоедливого просителя, но и разбойника, грабителя или мошенника, что удивительным образом гармонирует с англ. rob – грабить и немецкими словами Rabe — ворон в сопоставлении с rauben – грабить, хотя при этом имя Роберт с вариантом Rob связывают с протогерм. Hrōþiberhtaz — сияющая слава. И то правда: чем больше награбил, тем больше прославился.
Любопытно, что значения немецких слов Raub — грабеж, добыча, жертва, похищение, захват и Erde – земля, мир, свет, почва, грунт вполне укладываются в значение имени Владимир — владеющий миром. Вероятно, поэтому Роберта называют Бобом, что может быть равнозначно имени Вова с учетом того, что растение боб символизирует магическую силу, связанную с силой фаллической.
Возвращаясь к образу воробья, клюющего не им взращенное зерно, можно сказать, что девушка ассоциативно представляет из себя подобное плодородное «зерно», которое после ее выхода замуж может дать хороший урожай. Можно даже еще раз повторить, что значения урумского слова «зерзеле» - вдруг, внезапно, неожиданно относятся ко всегда неожиданному половому созреванию молодежи,- тех самых многочисленных птиц, чей будущий полет неведом родителям. Турецкие исследователи считают «r» в слове serçe — воробей вставным и связывают это слово со ср.-тур. seçe — птица и согд. siçē с тем же значением, которое с учетом выражений «это что за птица» по отношению к незнакомому человеку и «птица высокого полета» по отношению к какой-нибудь знаменитости можно сравнить с согдийским (ягнобским) словом «сечи» - привлекательный хороший, мудрый, уважаемый, важный человек, что в прошлые времена могло быть сопоставимо со статусом прошедшего возрастную инициацию и поэтому готового к успешному сватовству парня. Сравните: князь — правитель и князь — жених.
Поэтому древнетюркские термины seč- выбирать, отбирать и sečä воробей можно сравнить с санскритским словом vara – избранный, самый лучший, любовник, жених, муж, которое, в свою очередь, можно сравнить с русским словом «воробей». При этом элемент «бей» в слове «воробей» может нести в себе скрытую символику сексуального «битья», когда тело мужчины бьется о тело женщины. В таком случае этот элемент можно сравнить с санскр. -bhāj 'привлекательный, чувствительный, наслаждающийся, имеющий право, участвующий', причем смысл подобного участия проявляется в санскр. bhaj – вступать во владения, хотеть, почитать, любить.
В заключение этой части исследования можно сказать, что предполагаемое превращение Ярославны в птицу зегзицу олицетворяет обратный процесс хаотизации, противоположный переходу животного мира в мир человеческий, когда она с высоты своего развития, символически связанной с вершиной крепости, на которой она стояла во время своего «плача», должна была изменить в отрицательную сторону (в сторону регресса) свой человеческий облик и опуститься в низины потустороннего мира, где пребывал в качестве «мертвеца» ее муж Игорь, чтобы возвратить его к новой жизни и вернуть ему прежний высокопоставленный княжеский статус.
Можно даже предположить, что в данном случае она выступала с позиции ведущей силы, а князь Игорь был ведомым,- то есть роли мужчины и женщины поменялись местами. Посылая сгусток своей энергии в утробу потустороннего мира, чтобы из нее вырвался возрожденный муж, она уподоблялась самцу, посылающему свой сгусток энергии в утробу самки, чтобы она родила ребенка. Таким образом Ярославна создавала пульсирующий эффект, подобный вращению сансары,- то есть бесконечного цикла перерождений живого в неживое и обратно.
Можно даже предположить, что в случае проведения языческого обряда для самой Ярославны этот обряд, трактуемый как «жизнь за смерть», мог закончиться ее переходом в безжизненное состояние. Возможно, поэтому в «Слове о полку Игореве» встреча Ярославны и вернувшегося из плена князя Игоря никак не обозначена. Описывается его побег из плена, ведутся необъяснимые славословия в его адрес,- и на этом все. Да и вообще «Слово о полку Игореве» насквозь пронизано языческим духом, на что помимо прочего указывает множество названий птиц и зверей на довольно маленький размер самого «Слова...».
Одновременно с этим образ домашней птицы хорошо сочетается с образом молодой женщины, которая в результате выхода замуж теряет тесную связь с родительским «гнездом»,- и в этом плане зегзица - кукушка, откладывающая яйца в чужом гнезде, вполне совпадает с образом молодой жены, рожающей детей в чужом для нее роду. При этом слово «зерзеле» со смыслом неожиданности и быстроты можно сопоставить как с турец. seri — быстрый, скорый, так и с цыганскими словами sig – быстрый и sigo – вдруг (влашский диалект), что предполагает некую взаимосвязь фонем r и g, на что указывает и русское слово «сиг» - стремительный прыжок в сопоставлении с «ширь» - широкий, потому что длинный прыжок в буквальном смысле резко расширяет осваиваемое пространство.
Если же мы возьмем такие урумские слова, как «зерар» (зарар) - вред, убыток, шкода и «зеруред» (зарурет) — необходимость, то естественно будет определить смысл элемента «зер» через «зар» - печаль, горе, очень, весьма, отменно, очевидно, сейчас, в самый раз и «зарт» - настоящий, мужественный, храбрый (сравните: азарт), что указывает на необходимость такого быстрого «вылета», сопровождаемого мимолетной грустью предстоящего расставания с родителями и подружками молодой самки и в то же время нередкой шкодливостью и, можно сказать, безбашенностью молодого самца в переходном возрасте, когда взрослеющая молодежь движется по направлению из детства во взрослую жизнь с ее устоявшимися правилами и обычаями.
Поэтому турец. serkeş - непокорный, непослушный, неповинующийся; мятежный содержит не очень лицеприятный элемент keş — глупец, дурак,- который ищет опасные приключения на свою голову и в то же время притягивает к себе восхищенные взоры девушек в соответствии с другими значениями -keş 'тянущий; терпящий, переносящий; привлекающий, притягивающий'. Очевидно, что турецкое слово serkeş - непокорный, непослушный в сопоставлении с турец. herkes – всякий, каждый можно сравнить со словом «джигит» - молодой парень, юноша, молодец, потому что именно в юном возрасте возникает неискоренимая проблема довольно грустного противостония родителей и детей в соответствии с др.-тюрк. jïγï – плач, рыдание, что можно трактовать и как «печаль, горе».
Отдельно нужно указать на то, что термин «дурак» первоначально не имел в себе никакого откровенно уничижительного смысла, обозначая молодого отрока, стоящего на пороге своего умственного и нравственного развития. Если же вспомнить о том, что молодого Ивана-дурака посылали в разнообразные «неведомые дали» для соответствующих испытаний, откуда он всегда возвращался победителем, то к месту будет упомянуть санскритские слова dūra – даль, расстояние, долгий путь и durāka – из варварского племени, что позволяет предположить первоначальную трактовку слова «варвар» как «рисковый парень со своими не вполне еще цивилизованными замашками». Такими были и славяне, множество детей которых придавало им статус молодого племени. Причем не по возрасту существования, а по количеству трудоспособной молодежи, что было обусловлено верой в то, что детский «урожай» в семье соответствует хлебному урожаю в поле.
Вполне возможно, что с урумскими словами «зар» - печаль, горе, очень, весьма, отменно, очевидно, сейчас, в самый раз и «зарт» - настоящий, мужественный, храбрый древними таинственными нитями связаны русские слова «зря» - напрасно и «зреть» - становиться готовым к употреблению, то есть созревать, потому что значения «печаль, горе» и «напрасно» несут в себе общую негативную отметку, а значения «очень, весьма, отменно, очевидно, сейчас, в самый раз» и «настоящий, мужественный, храбрый» имеют общую позитивную отметку, что, кстати, сочетается с вечерней (унылой) и утренней (радостной) зорями. Подтверждает это и английское слово dawn – рассвет, утренняя заря, зачатки, начало, проблески, начинаться, пробуждаться (о способностях), появляться (о юношеских усиках).
Сравните также слово «шкет» - мальчишка, подросток, молодец, удалец и PIE *sket- 'вред', что отчасти может быть связано с пробуждением у подросших парней дурманящего сексуального чувства, когда у них появляется возможность «портить девок». Любопытно, что в цыганском языке имеются слова zar – паховый волос и zor – сила, мощь, которые определяют период взросления молодого организма, нередко связанный с плохим настроением и с хождением «налево» в соответствии с цыганскими словами zilv – ревновать, завидовать и zervo — левый с учетом древней заменяемости фонем l и r. Это хождение можно назвать своего рода охотой, что увязывает образ молодого самца, охотящегося за самками, с хищной птицей, чье название можно сравнить с протоугрофинск. *kerkV — сокол или чуваш. «херхи» - кобчик, в то время как объект охоты можно связать с перс. kark – курица и опосредованно с каркающей «вороной» (турец. karga), проворонившей свою девичью свободу и теперь издающей горестные звуки.
При этом ворона на норвежском языке обозначается словом kråke, которое производят от PIE *gerh₂ – хрипло кричать, а на немецком языке название «ворона» соответствует слову Krähe, которое производят от PIE *ger- 'кричать, скрипеть', что позволяет сопоставить эти слова со словами «крякать» (относится к утке) и «каркать» (относится к вороне). Но дело в том, что утка является символом продолжения рода, верности и любви, а ворона в символике помимо пророчества и проницательности образно связана с противоречивыми любовными отношениями, которые могут принести как спасение, так и разрушение собственного мира, что отличает сомнительный образ вороны от образа заботливой утки, которая по древнеславянскому преданию является творцом окружающего мира и знаком его вечного продолжения.
Но творцом мира по древним представлением является и звук (крик, в Библии определяемый как Слово), который лежал в изначальном акте творения Вселенной, притом что любое творение может закончиться его крахом. Сравните нем. Crash — крах, столкновение с англ. crack — расщеплять, трескаться, притом что англ. crake – издавать резкий скрипучий звук имеет дополнительные значения «коростель, дергач» и «хвастаться». Поэтому и нем. Krähe - ворона прячет в себе негативную символику этой птицы. Любопытно, что слово «крах» на турецкий язык переводится словом çöküş, которое схоже со словом «кукушка» (тадж. коку) и со словом «кокошник» (кокуй) от др.-русск. «кокошь» - курица,- головной убор, который носили русские женщины. Впрочем, его округлая форма в виде полумесяца сочетается с древнетюркскими словами kök – небо и köküs (köküz) – грудь. В таком случае словом «крах» ассоциативно можно обозначить «сгорбленное» состояние небосвода во время непогоды, который готов обрушиться на землю обильным дождем,- но в то же время словом «крах» можно обозначить и любовную «непогоду» с проливаемыми «слезами», которая двусмысленно объясняется выражением «бьет — значит любит», где значение «бьет» первоначально могло относиться к половому акту с обильно пролитой спермой.
Исходя из приведенных соображений, с норвежским словом kråke — ворона можно сопоставить схожее норвежское слово kràke — морское чудовище, осьминог в сопоставлении с др.-гр. γοργός — страшный, грозный, ретивый, буйный, которое включает в себя смыслы чего-то сгорбленного (норв. kràket) и задиристого (норв. kràkílsk). Тем не менее, осьминог отождествляется с таинственными глубинами подсознания, а в Древнем Китае он символизировал начало творения, что можно связать с пророчеством вороны и символикой утки в качестве творца Мира, каковым по мнению палеоазиатских народов является и ворон. Сравните: др.-тюрк. sār – говорящая черная птица и др.-тюрк. sära' - земля.
В данном случае перс. kark – курица, как и перс. xorus — петух, можно сопоставить с персидскими словами kārkon — работоспособный, трудолюбивый, деятельный и gharghar (ɣarɣar) — квакать, каркать в сопоставлении с русскими диалектными словами «гарк» — крик и «гаркать» — говорить, кричать, призывать, каркать (о вороне), гоготать (о гусе), злобно лаять (о собаке), притом что лягушка в народном миропонимании является символом трансформации первобытной материи в ее упорядоченное состояние, что образно соответствует переходу внутриутробного плода в пока еще неупорядоченный облик человеческого существа (ребенка, юноши), а затем и в облик настоящего взрослого человека, который в идеале отличается от ребенка и молодого парня своим упорядоченным состоянием. Как тут не вспомнить «бродячий» сюжет о Царевне-лягушке и о ее превращениях в ту или другую сторону?
Обращает на себя внимание связь персидских слов sār — скворец, голова, горе, печаль и sārr — радующийся, веселящийся с другими персидскими словами sāreq- 'вор, похититель' и sārgape — хищная птица сарыч, причем значения «горе, печаль» и «радующийся, веселящийся» можно сопоставить с перепадами настроения у молодежи. Сюда же нужно отнести и русское слово «серчать» - сердиться, гневаться, которое может быть одновременно связано как со словом «сердце», когда соответствующий ему молодой внутренний орган подвергается ярости и гневу, так и с символикой гноя — нарыва, когда под влиянием бушующих гормонов скрытое сексуальное чувство внезапно прорывается наружу, в том числе и в виде неуправляемого гнева.
В то же время с русским словом «серчать» - сердиться, гневаться можно сопоставить крымско-тат «серче» - воробей, особенно если учесть тот факт, что воробьи могут проявлять агрессию к другим птицам и животным, особенно в период размножения. Да и в самом слове «воробей» присутствует явная агрессия, образно связанная с заслуженным наказанием какого-нибудь пройдошистого парня, наглым образом «склевавшего» бедную девушку, разгневанными братьями, вступившимися за поруганную честь сестры. Поэтому следует обратить внимание на санскритские слова kanā – девочка, девушка в сопоставлении с kana – крупинка, зерно и на урумские «зерзе» - какая-то птица в сопоставлении с «заре» - зерно, рыдание.
Отдельно нужно указать на то, что по мнению исследовательницы Берштам воробьем называли не только самого воробья, но и водяного дрозда (арханг., перм.), скворца (псков.), снегиря (томск.), а его южнорусским синонимом «горобец» назывался соловей (курск., воронеж.), что равнозначно соотнесению названия «зегзица» к разным птицам и может в частности соответствовать звукам, издаваемым птицами во время брачного сезона,- так называемому «воркованию». Определенным образом это накладывается на взаимоотношения между молодыми людьми, когда они от страсти теряют свой разум (теряют голову), что подтверждается сопоставлением крымско-татарских слов «серче» - воробей, который ассоциируется с еще неженатым парнем, и «серсем» - шальной, дурак, безумец.
Косвенно это подтверждается крымско-тат. «серке» - выхолощенный козел и сопоставлением значений русских слов «холостить» - кастрировать и «холостить» - быть холостым, неженатым. Поэтому крымско-тат. «серс» - сырой относится к состоянию дикости, свойственной холостяку, в то время как термин «вареный» можно отнести к цивилизованному (то есть женатому) человеку. Сравните: санскр. vareṇya — желаемый, угодный, милый, лучший из (то есть избранник) и русск. «вареный» - неловкий в движениях, что как раз можно отнести к человеку, связанному узами брака.
Отдельно, имея в виду крымско-татарские слова «серче» — воробей и «сер» — голова, нужно указать на крымско-татарский словообразовательный аффикс -ca (на латинице) из диалекта Добруджи с вариантами –ce, -ça, -çe, -şa, -şe, которые можно сравнить не только с др.-гр. -ζε, обозначающим связующее направление к чему-либо, но и с указующим латин. -cĕ 'здесь, вот'. В турецком языке словообразовательный аффикс -ca (-ce, -ça, -çe) может участвовать в создании названий животных. Сравните: atma(k) – бросать, кидать, швырять и atmaca – ястреб. При этом следует обратить внимание и на atmık — сперма, что увязывает образ ястреба с образом могучего самца, которого в частности призывала Ярославна. Обратите также внимание на санскр. ātman — дух, самость, которые могла укрепить в князе Игоре его молодая жена Ярославна своими загадочными магическими действиями.
Не только в крымско-татарском, но и в турецком языке есть слово serçe — маленькая певчая птичка, живущая рядом с людьми,- то есть воробей,- с учетом турецких слов ser – голова, верхушка, главный, старший, край, конец и seri – быстрый, скорый, а также se – три (символизирует полноту состояния), er – мужчина (обладающий всей полнотой власти,- то есть «сэр»), érce – мужественно, доблестно, храбро, erge – цель, намерение, ergen – достигший половой зрелости, холостой, неженатый и erk – сила, мощь, влияние, авторитет. Существует и турец. gerçek — достоверный, настоящий.
Объяснить эти значения можно брачной символикой воробья, который выступает в роли пришедшего со стороны (из-за края) бойкого и наполненного жизненной силой жениха, «ворующего» невесту из родительского дома. В этом плане воробей схож с сорокой, которая олицетворяет счастливый брак и сексуальный успех, что позволяет сравнить костяки согласных srç и srk (src) в их наименованиях. Замена же er на eg или serçe на условное «zegze» ничего не меняет, потому как турец. ege – управляющий, опекун тождественно турец. er - муж, мужчина. Что же касается турец. ere – пила в сопоставлении с др.-тюрк. er- 'раскалывать', то можно указать на способность мужчины одного рода «отколоть (отпилить)» женщину от другого рода, а затем «раздвоить» ее на мать и ребенка. К тому же полотно пилы состоит из «расколотых» зубьев, которые можно сравнить с большим количеством детей, рождавшихся в древних крестьянских семьях.
Можно присмотреться и к слову «сарыч», как называют хищную птицу семейства ястребиных, которое считают произошедшим от тюрк. sary - желтый. Другое ее название «канюк» сопоставимо со словом «канючить» - жалобно просить с учетом того, что «канючила» и Ярославна, упрашивая высшие силы вернуть из небытия князя Игоря. При этом слово «канюк» можно сравнить со словин. kanja – ястреб, чеш. káně - сарыч, польск. kania – коршун и польск. kaniuk - кобчик, сокол, а также с латин. căno – петь, воспевать, прославлять, возвещать, прорицать, кричать (о сове), кукарекать (о петухе), каркать (о вороне), квакать (о лягушке), что, между прочим, может быть связано с санскритским словом gā – петь, воспевать, восхвалять, находящимся в связке с санскр. gā — уходить, идти, приходить, испытывать, достигать.
Это gā может иметь отношение к русскому диалектному «га» - возглас неудовольствия, согласия или вопроса, а также к слову «гаить» - кричать, шуметь, окликать, плакать, устраивать облаву (то есть искать), перемешивать (соединять), укутывать, укрывать (в данном случае защищать), латать, чинить (сравните со значением «лечить»). Все эти смыслы с полным основанием можно отнести к действиям Ярославны - зеГзицы, которая и плачет, и призывает потусторонние силы, и выражает им свое неудовольствие, и хочет найти мужа, чтобы излечить его и защитить.
В то же время в русских диалектах слово «канюк» может относиться к чайке, дятлу и кулику,- то есть не к одной какой-то птице, в то время как зегзицей куряне зовут иволгу, которая своим желто-черным окрасом может быть ассоциирована с ослепляющей любовной страстью. Что же касается слова «сарыч», то им обозначают не только хищную птицу канюка или надоедливого просителя, но и разбойника, грабителя или мошенника, что удивительным образом гармонирует с англ. rob – грабить и немецкими словами Rabe — ворон в сопоставлении с rauben – грабить, хотя при этом имя Роберт с вариантом Rob связывают с протогерм. Hrōþiberhtaz — сияющая слава. И то правда: чем больше награбил, тем больше прославился.
Любопытно, что значения немецких слов Raub — грабеж, добыча, жертва, похищение, захват и Erde – земля, мир, свет, почва, грунт вполне укладываются в значение имени Владимир — владеющий миром. Вероятно, поэтому Роберта называют Бобом, что может быть равнозначно имени Вова с учетом того, что растение боб символизирует магическую силу, связанную с силой фаллической.
Возвращаясь к образу воробья, клюющего не им взращенное зерно, можно сказать, что девушка ассоциативно представляет из себя подобное плодородное «зерно», которое после ее выхода замуж может дать хороший урожай. Можно даже еще раз повторить, что значения урумского слова «зерзеле» - вдруг, внезапно, неожиданно относятся ко всегда неожиданному половому созреванию молодежи,- тех самых многочисленных птиц, чей будущий полет неведом родителям. Турецкие исследователи считают «r» в слове serçe — воробей вставным и связывают это слово со ср.-тур. seçe — птица и согд. siçē с тем же значением, которое с учетом выражений «это что за птица» по отношению к незнакомому человеку и «птица высокого полета» по отношению к какой-нибудь знаменитости можно сравнить с согдийским (ягнобским) словом «сечи» - привлекательный хороший, мудрый, уважаемый, важный человек, что в прошлые времена могло быть сопоставимо со статусом прошедшего возрастную инициацию и поэтому готового к успешному сватовству парня. Сравните: князь — правитель и князь — жених.
Поэтому древнетюркские термины seč- выбирать, отбирать и sečä воробей можно сравнить с санскритским словом vara – избранный, самый лучший, любовник, жених, муж, которое, в свою очередь, можно сравнить с русским словом «воробей». При этом элемент «бей» в слове «воробей» может нести в себе скрытую символику сексуального «битья», когда тело мужчины бьется о тело женщины. В таком случае этот элемент можно сравнить с санскр. -bhāj 'привлекательный, чувствительный, наслаждающийся, имеющий право, участвующий', причем смысл подобного участия проявляется в санскр. bhaj – вступать во владения, хотеть, почитать, любить.
В заключение этой части исследования можно сказать, что предполагаемое превращение Ярославны в птицу зегзицу олицетворяет обратный процесс хаотизации, противоположный переходу животного мира в мир человеческий, когда она с высоты своего развития, символически связанной с вершиной крепости, на которой она стояла во время своего «плача», должна была изменить в отрицательную сторону (в сторону регресса) свой человеческий облик и опуститься в низины потустороннего мира, где пребывал в качестве «мертвеца» ее муж Игорь, чтобы возвратить его к новой жизни и вернуть ему прежний высокопоставленный княжеский статус.
Можно даже предположить, что в данном случае она выступала с позиции ведущей силы, а князь Игорь был ведомым,- то есть роли мужчины и женщины поменялись местами. Посылая сгусток своей энергии в утробу потустороннего мира, чтобы из нее вырвался возрожденный муж, она уподоблялась самцу, посылающему свой сгусток энергии в утробу самки, чтобы она родила ребенка. Таким образом Ярославна создавала пульсирующий эффект, подобный вращению сансары,- то есть бесконечного цикла перерождений живого в неживое и обратно.
Можно даже предположить, что в случае проведения языческого обряда для самой Ярославны этот обряд, трактуемый как «жизнь за смерть», мог закончиться ее переходом в безжизненное состояние. Возможно, поэтому в «Слове о полку Игореве» встреча Ярославны и вернувшегося из плена князя Игоря никак не обозначена. Описывается его побег из плена, ведутся необъяснимые славословия в его адрес,- и на этом все. Да и вообще «Слово о полку Игореве» насквозь пронизано языческим духом, на что помимо прочего указывает множество названий птиц и зверей на довольно маленький размер самого «Слова...».
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 9
Любопытна попытка произвести английское слово bird – птица от протозападногерм. *bridi — птенец, которое, в свою очередь, пытались возвести к протогерм. *bredą — настил, полка и, возможно, насест, ассоциативно создавая при этом образ оперившегося птенца, имеющего возможность вылететь из гнезда (с насеста) на землю, но еще не умеющего летать, что как раз соответствует зигзагу молнии, падающей строго вниз. Сравните эту картину с английским словом bride – невеста, новобрачная, молодая жена, которая слетает со своего «насеста» (светлого для нее мира) в мрачное и неизвестное жилище мужа, чтобы уже никуда не летать, будучи запертой в «четырех стенах». В то же время молнию можно назвать перемычкой, соединяющей небо и землю, в то время как выходящая замуж девушка соединяет два человеческих рода, что соответствует англ. bridge – мост, перемычка, перегородка и позволяет «наводить мосты» между родами. При этом удар молнии (а также метеорита) и небесный ливень в виде дождя или света в народном сознании связывается с оплодотворением женщины — земли мужчиной — небом.
Одновременно с этим значения «настил, полка» можно связать с твердой земной поверхностью с функцией защиты подземного мира от мира земного, что сообразуется с внутренним пространством жилища, защищенного стенами от внешнего не всегда благожелательного влияния. То же самое касается и землянок, в которых в прежние времена жили люди. Поэтому интересно взглянуть на санскритские слова bhrī — защищать и iḍā — земля, а также ḍā — жертвовать, выдавать замуж, что в переносом смысле соответствует мифологической тождественности женщины и земли. В данном случае беременная женщина, до поры до времени хранящая в себе внутриутробный плод, соответствует матушке — земле, хранящей в своих недрах посеянное (или пожертвованное) мужчиной зерно, чтобы в свою очередь пожертвовать чужому для нее роду рожденного в муках ребенка.
Есть и современное английское слово bred – доска, дощечка с дополнительным значением «размножаться, плодиться, воспитывать, обучать», что позволяет сопоставить его с протогерм. *brōd- 'плод, зародыш, вылупившийся птенец'. При этом brede – расширять, распространяться своим вторым значением «заплетать, плести» сравнимо с монг. segsü – лукошко, корзинка, - что можно сопоставить с гнездом, которое также представляет из себя плетеное или «сшитое» из веточек изделие. В отношении женщин это связано с заплетением косы, а в отношении мужчин — с бородой и усами, которые имеют свойство отрастать,- то есть расширять свое присутствие, что позволяет сравнить слова "brede" и "борода" (которая в древности могла заплетаться).
Следует учитывать и то, что в символике корзина уподобляется защищающей матери, ассоциируясь при этом с рождением и возрождением, поэтому элементы слова «корзина» можно сопоставить с древнегреческими словами κόρος — ребенок, младенец, мальчик, юноша, κόρα — девушка, дева, невеста, молодая жена и ζῆν — быть в силе, разгаре, движении, быть живым. Именно в этом молодом возрасте тоскующий из-за игры гормонов подросток «сигает» из родительского дома в пучину бушующих страстей, что соответствует PIE корню *bhreu- 'кипеть, пузыриться, гореть, обжигать'. В сущности к этому подростку можно применить термин «егоза», который связан не только со старинным восточнославянским словом «ягать» (егать) — кричать, шуметь, суетиться, но и с древнегреческими словами ἐγώ — я в качестве проявления самости и ζῶ (ζάω, ζῆν) — жить, быть в силе, разгаре, движении. В свою очередь слово «егоза» можно сопоставить с древней формой zeg(ъ)za слова «зегзица».
А так как значения ζῆν — быть в силе, разгаре, движении, быть живым и *bhreu- 'кипеть, пузыриться, гореть, обжигать' можно связать с «огненным» характером любой созревшей для плодородия сущности, то к месту будет привести др.-гр. *Ζήν — Зевс, чьим атрибутом помимо щита и топора был орел. К тому же верховный бог неба, грома и молнии Зевс изображался в виде зрелого и полного сил мужчины, а также воспринимался в качестве «огня» и «горячей субстанции», существующей в верхнем слое небес. В таком случае восход Ярославны на верх крепости можно воспринимать как др.-русск. «кычити» — гордость, высокомерие (например, в попытке приблизиться к языческим божествам), а звуки, издаваемые плачущей и обвиняющей высшие силы Ярославной, которая «зегзицей незнаемой рано кычет», как др.-русск. «кычие» — стук, шум, щелканье, бренчание, что можно воспринимать в качестве языческих заклинаний, которые уподоблялись звукам природы. Здесь необходимо вспомнить о шаманских магических словах, сопровождаемых звуками шаманского бубна.
Следует указать и на мифологическую связь слов «тоска» и «доска», которая отмечена в многочисленных любовных заговорах и в таких выражениях, как «смертная тоска» и «до гробовой доски», что зачастую связывают с отсутствием и наличием любви. Более того, тоска женщины по мужчине вследствие колдовского любовного заговора весьма напоминает страдания Ярославны из-за отсутствия мужа и его предполагаемой смерти. Конечно же, не было никакого колдовства в отношении Ярославны, но она сама могла колдовать, добиваясь утраченного мужа, что напоминает любовный заговор уже в отношении мужчины с целью пробудить в нем невыносимое стремление к указанной в заговоре женщине, чтобы вдоволь наполнить радостными чувствами собственную душу и тело, получив их в дар от человека противоположного пола, что соответствует санскритским словам tośa — капающий, текущий, жертвующий, toṣa — удовлетворение, наслаждение и ka – тело, душа, радость, веселье.
Исходя из этих соображений, данную любовную тоску можно наложить на желание земного мира увидеть восход жертвующего свои лучи солнечного диска, который перед этим сгорел на "костре" вечернего заката, что не только соответствует предполагаемому лингвистами происхождению слова "доска" от др-гр. δίσκος - метательный круг, диск, но и соответствует более вероятной связи с санскритскими словами das - слабеть, погибать и dāś - уважать, поклоняться с добавлением еще одного значения санскр. ka - солнце. Сравните: мемориальная доска.
Можно даже предположить, что слово «доска» (н.-луж. cka) древними нитями связано с английскими словами do – делать, покрывать, выполнять функцию и sky — небо в сопоставлении с PIE (s)kewH- 'покрывать', но при этом нужно учитывать значения санскритского корня do со смыслом грусти и уныния и санскр. śak — быть сильным, могучим, терпеливым, а также sakha – друг, приятель и sakhī — подруга, роль которых могли бы выполнять не только солнце и земля, но и солнце и луна, «тоскующие» друг по другу, потому как они находятся на небе в разные периоды суток. Образу этой любовной тоски также могло бы соответствовать предгрозовое состояние неба с последующим зигзагом молнии, верхнюю часть которого можно отнести к мужчине — небу, а нижнюю к женщине — земле. Более того, английское диалектное слово sig (seg) – моча древними нитями связано не только с мочеиспусканием, но и с оплодотворением спермой женщины, а небесной водой — земли. Поэтому слово «моча» не случайно схоже с русским словом «мочь» и с исп. macho (мачо) — самец. Это, в частности, объясняется сильным напором испускания мочи и спермы в молодом возрасте.
Любопытно, что индуистский бог Шива, чье название трактуется как śiva — благой, милостивый, целебный,- то есть защищающий,- одновременно с этим является разрушителем,- то есть преобразователем,- мира, что совпадает со значениями bhrī — защищать и bhrī — повреждать. А доски, как известно, «сшивают», соединяя их друг с другом, и тоска проходит при соединении влюбленных. В русских говорах есть слово «сшиваться» — связаться с кем-либо, причем «доской» в них называют не только поднос, лоток или перегородку в доме, но и грудную клетку между телесным низом (условной землей) и головой (условным небом), которая шеей «пришита» к грудной клетке. Да и санскритские слова śiva — благой, милостивый, целебный и siva – швец, сшивальщик своим фонетическим сходством подтверждают защитную функцию «сшивания» условных тоскующих «досок», жаждущих как можно плотнее прижаться друг к другу.
Что же касается монгольских слов segse - шкура ягнёнка и segsei – ощетиниваться, быть взъерошенным, то их значения, как и значение *bridi — птенец, касаются произведенного потомства, к чему можно добавить и земную растительность, в то время как монгольские seg – невнятный, неопределенный, ни то, ни се может указывать на переходной возраст между детством и взрослостью, когда молодая поросль начинает бунтовать против традиционных устоев, навязанных взрослыми людьми. Однако термин «переходной возраст можно применить и ко всему «довзрослому» периоду от состояния «небытия» (внутриутробный плод) до «бытия», когда начинается существование взрослого человека.
В этом отношении монгольские слова segse - шкура ягнёнка и segsei – ощетиниваться, быть взъерошенным можно сопоставить с др.-гр. σάγος — шерстяной солдатский плащ, латин. sĕgĕs – хлеб на корню или же с птицей со взъерошенными перьями, что в частности может выражать испуг одинокой птицы или же попытку напугать своих противников, что ассоциативно совпадает с др.-гр. σάγη — снаряжение, вооружение,- вероятно, в виде копья или дротика.
Можно также предположить, что русское слово «бред» восходит к возбужденному состоянию молодежи, которая с определенного периода начинала «бредить» от любовных переживаний и «бродить», убегая на молодежные гулянки. При этом два значения слова «бродить» - находиться в состоянии брожения (ферментирования) и колобродить, блуждать, шататься, маяться с полным правом можно отнести к возрастному поведению молодых людей, связанному с гормональной перестройкой организма.
В этом плане интересно взаимоотношение слов «нахохлиться» - взъерошить перья и «хохол» - торчащий клок волос на голове человека или перьев на голове птицы, потому что их значения образно соответствуют значениям монг. segsei – ощетиниваться, быть взъерошенным и в переносном смысле значению монг. segse - шкура ягнёнка, которая может иметь взъерошенный вид. В какой-то мере этот клок волос или перьев соответствует древнеегипетскому локону (или пряди) юности, когда волосы на голове у подростка сбривали, оставляя одну или несколько прядей, что интересно сравнить с плюмажом на воинском уборе и с роучем — перьевым украшением на голове индейцев.
Если Ярославне и в самом деле было 16 лет, как утверждают некоторые исследователи, то она во время своего плача и впрямь была похожа на несчастного взърошенного птенца, который мог лишь слететь с вершины крепости (из условного «гнезда»), но не в силах был долететь до границы Руси с половецкой степью, поэтому полет зегзицы мог лишь предполагаться, но при этом не был осуществлен. В таком случае она, действительно, могла принять смерть ради воскресения князя Игоря, совершив не приведенный в «Слове о полку Игореве» языческий обряд жертвоприношения. В сущности это схоже с мифом о лебединой верности, когда самец или самка лебедя разбивается о землю при утрате своего партнера.
Возможно, это жертвоприношение, подобное любовному заговору, подвигло князя Игоря на побег с помощью божественных сил, на что указывают слова «Игорю князю Бог путь кажет», а на то, что Бог был языческим, указывает тот факт, что князь бежал из плена (из небытия) в сменяющих друг друга образах горностая, белого гоголя, серого волка и сокола, чтобы в итоге предстать в образе свободного человека. Это очень напоминает возрастную инициацию, когда подросток проходил через обряд умирания и возрождения, после чего на какой-то период превращался в сакрального зверя и лишь затем становился достойным для включения во взрослое общество человеком.
То есть в отличие от превращения Ярославны в зегзицу с последующим ее уходом в небытие, ее муж князь Игорь совершил обратный процесс, заменив регресс (ухудшение) прогрессом, что и составляет суть сансары — круговращения смерти и жизни (небытия и бытия). При этом на однозначную связь княжеского образа с образом солнца указывают следующий слова: «Тяжко Русской земле без Игоря. Солнце светит на небе, князь Игорь — в Русской земле».
Рассмотрим теперь необычное сопоставление урум. «зерзе» - какая-то птица и новогр. Ζεϱζεβούλης (βελζεβούλης, βερζεβούλης) — Вельзевул, что можно связать не только с опускающейся на землю птицей или же с опускающимся за горизонт солнцем, но и с упавшим с небес в темные глубины земли светлым ангелом, восставшим против небесного Бога. Обычно название Вельзевул трактуют как «Повелитель мух» и связывают его с др.-евр. Баал-Зeбуб. При этом ивр. «בעל» (Баал) переводится как «хозяин, обладатель, муж, супруг», а слово זבוב (звув, зебуб) на иврите означает «муха». Однако присутствие фонемы «л» в имени Вельзевул предполагает изначальное בעל זבול (Баал-Зебу́л), что является эпитетом западносемитского бога Балу (Baala), который имеет вид богатыря, скачущего на облаке,- то есть небесного бога.
Поэтому ивр. זבול - «зевул» или «зебул» означает «место обитания, жилище», под чем можно понимать не только небесный, но и подземный мир, что в совокупности дает значение Баал-Зебу́л 'хозяин жилища'. При этом упавший с небес и пронзивший земную твердь бунтующий бог - самец стал повелителем скрытого от людских глаз «ада», на что указывает сравнение древнетюркского и тофаларского слова er – муж, мужчина со старомонг. erlig – владыка ада и тофалар. ɛrlik – тот свет, рай, что с учетом тождественности земли и женщины ассоциативно указывает на женское внутреннее пространство, одновременно связанное с адом и раем. На сексуальное значение ивр. «зевул» («зебул») - место обитания, жилище косвенно указывает ивр. zāḅě'l, переводимое англ. to dwell or lie with — обитать или лежать рядом.
Вот описание бога Балу: «Баал (или Балу) – это западносемитское божество, наиболее известное как бог бури, грома, молний, дождя и плодородия. Его культ был очень распространен в Финикии, Ханаане и Сирии, а в мифах он предстает как умирающий и воскресающий бог, чья гибель в борьбе с богом смерти Муту вызывает увядание,- то есть исчезновение плодородных жизненных сил а воскрешение – расцвет земной природы». В переносном смысле подобное сочетание «осени» и «весны» обусловлено уходом и возвращением сексуальной энергии, связанной с исполнением жаркого полового акта и опосредованно с понятием «лета». В таком случае бога смерти Муту можно отождествить с «зимой», когда наступают не только холода, но и «холодные» отношения между небом и землей.
Этот образ можно сопоставить со славянскими божествами: богом небесной грозы Перуном и богом достатка Волосом, в то время как побежденного Перуном и заточенного в подземное царство Змея Велеса можно одновременно сопоставить с умершим Балу и с богом смерти Муту. При этом просматривающийся мотив самоубийства можно сравнить с убивающей себя на исходе жизни и затем воскресающей солнечной птицей феникс, символизирующей победу жизни над смертью, которая, сгорая в огне, затем возрождается из собственного праха.
Интересно и значение ивр.בול (bul) – штамп, печать в качестве знака принадлежности и владычества, а также значение ивр. בעלז (belz), которое соответствует др.-русск. «белз» (или «бевз») - болотистое место, которое ассоциируется с потусторонним миром,- то есть миром Вельзевула, как бы накладывающего на этот мир свою печать. Но такая же печать, на этот раз явная, присутствует и в потустороннем мире небес в виде круглого солнечного диска, который в конце дневного времени суток падает за земной или морской горизонт, что и создает иллюзию болотистого места, тем более что морское побережье в древние времена было изрядно заболоченным.
Таким образом, Вельзевул с одной стороны был светлым ангелом (дневное солнце в сопоставлении со светлым мужским началом), а с другой стороны предстает темным ангелом (ночное или Черное солнце, которое светит для мира мертвых, в сопоставлении с условным мужским началом, погруженным в женскую утробу земли). В обычном, а не сакральном, варианте, это Черное солнце можно сравнить с привычной нам луной, которая не только является ночным светилом, но и не имеет собственного света, а отражает на землю энергию солнца. Вероятно, светло-темные по оперению птицы наподобие воробья, сороки или кукушки могли в народном сознании связываться со светло-темными человеческими страстями, чему был также подвержен поначалу светлый,- то есть девственный,- ангел Вельзевул, который под влиянием пробудившейся в нем страсти неожиданно взбунтовался против своего Создателя.
Одновременно с этим значения «настил, полка» можно связать с твердой земной поверхностью с функцией защиты подземного мира от мира земного, что сообразуется с внутренним пространством жилища, защищенного стенами от внешнего не всегда благожелательного влияния. То же самое касается и землянок, в которых в прежние времена жили люди. Поэтому интересно взглянуть на санскритские слова bhrī — защищать и iḍā — земля, а также ḍā — жертвовать, выдавать замуж, что в переносом смысле соответствует мифологической тождественности женщины и земли. В данном случае беременная женщина, до поры до времени хранящая в себе внутриутробный плод, соответствует матушке — земле, хранящей в своих недрах посеянное (или пожертвованное) мужчиной зерно, чтобы в свою очередь пожертвовать чужому для нее роду рожденного в муках ребенка.
Есть и современное английское слово bred – доска, дощечка с дополнительным значением «размножаться, плодиться, воспитывать, обучать», что позволяет сопоставить его с протогерм. *brōd- 'плод, зародыш, вылупившийся птенец'. При этом brede – расширять, распространяться своим вторым значением «заплетать, плести» сравнимо с монг. segsü – лукошко, корзинка, - что можно сопоставить с гнездом, которое также представляет из себя плетеное или «сшитое» из веточек изделие. В отношении женщин это связано с заплетением косы, а в отношении мужчин — с бородой и усами, которые имеют свойство отрастать,- то есть расширять свое присутствие, что позволяет сравнить слова "brede" и "борода" (которая в древности могла заплетаться).
Следует учитывать и то, что в символике корзина уподобляется защищающей матери, ассоциируясь при этом с рождением и возрождением, поэтому элементы слова «корзина» можно сопоставить с древнегреческими словами κόρος — ребенок, младенец, мальчик, юноша, κόρα — девушка, дева, невеста, молодая жена и ζῆν — быть в силе, разгаре, движении, быть живым. Именно в этом молодом возрасте тоскующий из-за игры гормонов подросток «сигает» из родительского дома в пучину бушующих страстей, что соответствует PIE корню *bhreu- 'кипеть, пузыриться, гореть, обжигать'. В сущности к этому подростку можно применить термин «егоза», который связан не только со старинным восточнославянским словом «ягать» (егать) — кричать, шуметь, суетиться, но и с древнегреческими словами ἐγώ — я в качестве проявления самости и ζῶ (ζάω, ζῆν) — жить, быть в силе, разгаре, движении. В свою очередь слово «егоза» можно сопоставить с древней формой zeg(ъ)za слова «зегзица».
А так как значения ζῆν — быть в силе, разгаре, движении, быть живым и *bhreu- 'кипеть, пузыриться, гореть, обжигать' можно связать с «огненным» характером любой созревшей для плодородия сущности, то к месту будет привести др.-гр. *Ζήν — Зевс, чьим атрибутом помимо щита и топора был орел. К тому же верховный бог неба, грома и молнии Зевс изображался в виде зрелого и полного сил мужчины, а также воспринимался в качестве «огня» и «горячей субстанции», существующей в верхнем слое небес. В таком случае восход Ярославны на верх крепости можно воспринимать как др.-русск. «кычити» — гордость, высокомерие (например, в попытке приблизиться к языческим божествам), а звуки, издаваемые плачущей и обвиняющей высшие силы Ярославной, которая «зегзицей незнаемой рано кычет», как др.-русск. «кычие» — стук, шум, щелканье, бренчание, что можно воспринимать в качестве языческих заклинаний, которые уподоблялись звукам природы. Здесь необходимо вспомнить о шаманских магических словах, сопровождаемых звуками шаманского бубна.
Следует указать и на мифологическую связь слов «тоска» и «доска», которая отмечена в многочисленных любовных заговорах и в таких выражениях, как «смертная тоска» и «до гробовой доски», что зачастую связывают с отсутствием и наличием любви. Более того, тоска женщины по мужчине вследствие колдовского любовного заговора весьма напоминает страдания Ярославны из-за отсутствия мужа и его предполагаемой смерти. Конечно же, не было никакого колдовства в отношении Ярославны, но она сама могла колдовать, добиваясь утраченного мужа, что напоминает любовный заговор уже в отношении мужчины с целью пробудить в нем невыносимое стремление к указанной в заговоре женщине, чтобы вдоволь наполнить радостными чувствами собственную душу и тело, получив их в дар от человека противоположного пола, что соответствует санскритским словам tośa — капающий, текущий, жертвующий, toṣa — удовлетворение, наслаждение и ka – тело, душа, радость, веселье.
Исходя из этих соображений, данную любовную тоску можно наложить на желание земного мира увидеть восход жертвующего свои лучи солнечного диска, который перед этим сгорел на "костре" вечернего заката, что не только соответствует предполагаемому лингвистами происхождению слова "доска" от др-гр. δίσκος - метательный круг, диск, но и соответствует более вероятной связи с санскритскими словами das - слабеть, погибать и dāś - уважать, поклоняться с добавлением еще одного значения санскр. ka - солнце. Сравните: мемориальная доска.
Можно даже предположить, что слово «доска» (н.-луж. cka) древними нитями связано с английскими словами do – делать, покрывать, выполнять функцию и sky — небо в сопоставлении с PIE (s)kewH- 'покрывать', но при этом нужно учитывать значения санскритского корня do со смыслом грусти и уныния и санскр. śak — быть сильным, могучим, терпеливым, а также sakha – друг, приятель и sakhī — подруга, роль которых могли бы выполнять не только солнце и земля, но и солнце и луна, «тоскующие» друг по другу, потому как они находятся на небе в разные периоды суток. Образу этой любовной тоски также могло бы соответствовать предгрозовое состояние неба с последующим зигзагом молнии, верхнюю часть которого можно отнести к мужчине — небу, а нижнюю к женщине — земле. Более того, английское диалектное слово sig (seg) – моча древними нитями связано не только с мочеиспусканием, но и с оплодотворением спермой женщины, а небесной водой — земли. Поэтому слово «моча» не случайно схоже с русским словом «мочь» и с исп. macho (мачо) — самец. Это, в частности, объясняется сильным напором испускания мочи и спермы в молодом возрасте.
Любопытно, что индуистский бог Шива, чье название трактуется как śiva — благой, милостивый, целебный,- то есть защищающий,- одновременно с этим является разрушителем,- то есть преобразователем,- мира, что совпадает со значениями bhrī — защищать и bhrī — повреждать. А доски, как известно, «сшивают», соединяя их друг с другом, и тоска проходит при соединении влюбленных. В русских говорах есть слово «сшиваться» — связаться с кем-либо, причем «доской» в них называют не только поднос, лоток или перегородку в доме, но и грудную клетку между телесным низом (условной землей) и головой (условным небом), которая шеей «пришита» к грудной клетке. Да и санскритские слова śiva — благой, милостивый, целебный и siva – швец, сшивальщик своим фонетическим сходством подтверждают защитную функцию «сшивания» условных тоскующих «досок», жаждущих как можно плотнее прижаться друг к другу.
Что же касается монгольских слов segse - шкура ягнёнка и segsei – ощетиниваться, быть взъерошенным, то их значения, как и значение *bridi — птенец, касаются произведенного потомства, к чему можно добавить и земную растительность, в то время как монгольские seg – невнятный, неопределенный, ни то, ни се может указывать на переходной возраст между детством и взрослостью, когда молодая поросль начинает бунтовать против традиционных устоев, навязанных взрослыми людьми. Однако термин «переходной возраст можно применить и ко всему «довзрослому» периоду от состояния «небытия» (внутриутробный плод) до «бытия», когда начинается существование взрослого человека.
В этом отношении монгольские слова segse - шкура ягнёнка и segsei – ощетиниваться, быть взъерошенным можно сопоставить с др.-гр. σάγος — шерстяной солдатский плащ, латин. sĕgĕs – хлеб на корню или же с птицей со взъерошенными перьями, что в частности может выражать испуг одинокой птицы или же попытку напугать своих противников, что ассоциативно совпадает с др.-гр. σάγη — снаряжение, вооружение,- вероятно, в виде копья или дротика.
Можно также предположить, что русское слово «бред» восходит к возбужденному состоянию молодежи, которая с определенного периода начинала «бредить» от любовных переживаний и «бродить», убегая на молодежные гулянки. При этом два значения слова «бродить» - находиться в состоянии брожения (ферментирования) и колобродить, блуждать, шататься, маяться с полным правом можно отнести к возрастному поведению молодых людей, связанному с гормональной перестройкой организма.
В этом плане интересно взаимоотношение слов «нахохлиться» - взъерошить перья и «хохол» - торчащий клок волос на голове человека или перьев на голове птицы, потому что их значения образно соответствуют значениям монг. segsei – ощетиниваться, быть взъерошенным и в переносном смысле значению монг. segse - шкура ягнёнка, которая может иметь взъерошенный вид. В какой-то мере этот клок волос или перьев соответствует древнеегипетскому локону (или пряди) юности, когда волосы на голове у подростка сбривали, оставляя одну или несколько прядей, что интересно сравнить с плюмажом на воинском уборе и с роучем — перьевым украшением на голове индейцев.
Если Ярославне и в самом деле было 16 лет, как утверждают некоторые исследователи, то она во время своего плача и впрямь была похожа на несчастного взърошенного птенца, который мог лишь слететь с вершины крепости (из условного «гнезда»), но не в силах был долететь до границы Руси с половецкой степью, поэтому полет зегзицы мог лишь предполагаться, но при этом не был осуществлен. В таком случае она, действительно, могла принять смерть ради воскресения князя Игоря, совершив не приведенный в «Слове о полку Игореве» языческий обряд жертвоприношения. В сущности это схоже с мифом о лебединой верности, когда самец или самка лебедя разбивается о землю при утрате своего партнера.
Возможно, это жертвоприношение, подобное любовному заговору, подвигло князя Игоря на побег с помощью божественных сил, на что указывают слова «Игорю князю Бог путь кажет», а на то, что Бог был языческим, указывает тот факт, что князь бежал из плена (из небытия) в сменяющих друг друга образах горностая, белого гоголя, серого волка и сокола, чтобы в итоге предстать в образе свободного человека. Это очень напоминает возрастную инициацию, когда подросток проходил через обряд умирания и возрождения, после чего на какой-то период превращался в сакрального зверя и лишь затем становился достойным для включения во взрослое общество человеком.
То есть в отличие от превращения Ярославны в зегзицу с последующим ее уходом в небытие, ее муж князь Игорь совершил обратный процесс, заменив регресс (ухудшение) прогрессом, что и составляет суть сансары — круговращения смерти и жизни (небытия и бытия). При этом на однозначную связь княжеского образа с образом солнца указывают следующий слова: «Тяжко Русской земле без Игоря. Солнце светит на небе, князь Игорь — в Русской земле».
Рассмотрим теперь необычное сопоставление урум. «зерзе» - какая-то птица и новогр. Ζεϱζεβούλης (βελζεβούλης, βερζεβούλης) — Вельзевул, что можно связать не только с опускающейся на землю птицей или же с опускающимся за горизонт солнцем, но и с упавшим с небес в темные глубины земли светлым ангелом, восставшим против небесного Бога. Обычно название Вельзевул трактуют как «Повелитель мух» и связывают его с др.-евр. Баал-Зeбуб. При этом ивр. «בעל» (Баал) переводится как «хозяин, обладатель, муж, супруг», а слово זבוב (звув, зебуб) на иврите означает «муха». Однако присутствие фонемы «л» в имени Вельзевул предполагает изначальное בעל זבול (Баал-Зебу́л), что является эпитетом западносемитского бога Балу (Baala), который имеет вид богатыря, скачущего на облаке,- то есть небесного бога.
Поэтому ивр. זבול - «зевул» или «зебул» означает «место обитания, жилище», под чем можно понимать не только небесный, но и подземный мир, что в совокупности дает значение Баал-Зебу́л 'хозяин жилища'. При этом упавший с небес и пронзивший земную твердь бунтующий бог - самец стал повелителем скрытого от людских глаз «ада», на что указывает сравнение древнетюркского и тофаларского слова er – муж, мужчина со старомонг. erlig – владыка ада и тофалар. ɛrlik – тот свет, рай, что с учетом тождественности земли и женщины ассоциативно указывает на женское внутреннее пространство, одновременно связанное с адом и раем. На сексуальное значение ивр. «зевул» («зебул») - место обитания, жилище косвенно указывает ивр. zāḅě'l, переводимое англ. to dwell or lie with — обитать или лежать рядом.
Вот описание бога Балу: «Баал (или Балу) – это западносемитское божество, наиболее известное как бог бури, грома, молний, дождя и плодородия. Его культ был очень распространен в Финикии, Ханаане и Сирии, а в мифах он предстает как умирающий и воскресающий бог, чья гибель в борьбе с богом смерти Муту вызывает увядание,- то есть исчезновение плодородных жизненных сил а воскрешение – расцвет земной природы». В переносном смысле подобное сочетание «осени» и «весны» обусловлено уходом и возвращением сексуальной энергии, связанной с исполнением жаркого полового акта и опосредованно с понятием «лета». В таком случае бога смерти Муту можно отождествить с «зимой», когда наступают не только холода, но и «холодные» отношения между небом и землей.
Этот образ можно сопоставить со славянскими божествами: богом небесной грозы Перуном и богом достатка Волосом, в то время как побежденного Перуном и заточенного в подземное царство Змея Велеса можно одновременно сопоставить с умершим Балу и с богом смерти Муту. При этом просматривающийся мотив самоубийства можно сравнить с убивающей себя на исходе жизни и затем воскресающей солнечной птицей феникс, символизирующей победу жизни над смертью, которая, сгорая в огне, затем возрождается из собственного праха.
Интересно и значение ивр.בול (bul) – штамп, печать в качестве знака принадлежности и владычества, а также значение ивр. בעלז (belz), которое соответствует др.-русск. «белз» (или «бевз») - болотистое место, которое ассоциируется с потусторонним миром,- то есть миром Вельзевула, как бы накладывающего на этот мир свою печать. Но такая же печать, на этот раз явная, присутствует и в потустороннем мире небес в виде круглого солнечного диска, который в конце дневного времени суток падает за земной или морской горизонт, что и создает иллюзию болотистого места, тем более что морское побережье в древние времена было изрядно заболоченным.
Таким образом, Вельзевул с одной стороны был светлым ангелом (дневное солнце в сопоставлении со светлым мужским началом), а с другой стороны предстает темным ангелом (ночное или Черное солнце, которое светит для мира мертвых, в сопоставлении с условным мужским началом, погруженным в женскую утробу земли). В обычном, а не сакральном, варианте, это Черное солнце можно сравнить с привычной нам луной, которая не только является ночным светилом, но и не имеет собственного света, а отражает на землю энергию солнца. Вероятно, светло-темные по оперению птицы наподобие воробья, сороки или кукушки могли в народном сознании связываться со светло-темными человеческими страстями, чему был также подвержен поначалу светлый,- то есть девственный,- ангел Вельзевул, который под влиянием пробудившейся в нем страсти неожиданно взбунтовался против своего Создателя.
