Искусственный интеллект считает, что слово «зегзица», использованное в «Слове о полку Игореве», относится к кукушке и имеет славянские корни, восходя к слову стьга – путь, дорога, стезя. Именно так, по мнению ИИ, думает большинство исследователей, хотя в других источниках слово «зегзица» обозначает не только кукушку, но и чайку, чибиса, иволгу и даже ласточку. Также по мнению ИИ «предполагается, что название "зегзица" могло быть дано птице из-за ее характерного поведения, связанного с перемещением, или из-за внешнего вида, напоминающего о дороге».
Однако в данном случае напрасно исключается языческий подтекст и разнообразные ассоциации, присутствующие в плаче Ярославны, молодой жены князя Игоря, которая на высокой стене Путивля оплакивает поражение и пленение своего любимого мужа, ушедшего в дальний поход на половцев. Потому что помимо определения стены как некой границы, которую необходимо преодолеть или разбить, нужно учитывать психологию древних времен, когда человек, ушедший в дальнюю дорогу, воспринимался на уровне покойника,- то есть такая дорога была связана с путешествием на тот свет. И здесь, как нельзя кстати, подходит символика слова «зигзаг», потому что изломанная линия по своей форме может обозначать резкий поворот или сдвиг в жизни, когда, например, светлая сторона может смениться темной и наоборот. Таким же образом жизненный зигзаг поменял судьбу княжеской четы с хороших времен на плохие, но при этом у нее оставалась надежда на поворот в другую сторону. Не случайно же оперение чибиса имеет черно-белый цвет.
В то же время связь зигзага с молнией и водой перебрасывает нас к образу белой (блестящей) и быстрокрылой чайки, которая символически объединяет водное пространство (другой мир) с сушей и вместе с тем является символом тоскующей женщины, желающей вырваться из плена своих мрачных мыслей на свободу. Но в нашем случае было необходимо, чтобы на свободу вышел и князь Игорь. Вместе с тем связанная с потусторонним миром кукушка также ассоциируется с женским началом, одиночеством и наступившими горькими моментами в жизни, притом что стремительная ласточка символизирует любовь, преданность, верность и надежду на скорое возвращение тепла. При этом подвижная и скрытная птица иволга подходит для образа плачущей в одиночестве молодой Ярославны, которая тайком от остальных ушла на городскую стену Путивля, чтобы там целиком предаться своему неизбывному горю.
Как мы видим, все эти значения хорошо укладываются в символику поведения не конкретной птицы, а княгини, оплакивавшей пленение своего мужа и в то же время обращавшейся к могучим силам природы с просьбой о его скором возвращении. Таким образом, тайна слова «зегзица» может быть скрыта в самом плаче, отправленном в «неведомые дали» с сокровенной просьбой, а также в месте его проведения, символизировавшем некую условную границу между «своим» и «чужим», на что могут указывать русские диалектные слова «зига» - сторона, грань и «зизга» - хлопоты, беспокойство, которые всегда присутствуют на границе двух разных миров.
Более того, сопоставление диалектных слов «зезл» - улей (значение стоит под знаком вопроса) и «зезюля» - кукушка дает нам намек на чувство одиночества молодой женщины, которая с исчезновением мужа чувствовала себя неуютно в своем семейном гнезде (или улье),- поэтому и уехала из Новгород-Северска в Путивль, к младшему брату своего мужа,- так как в случае невозвращения князя Игоря из плена она и ее первенец могли лишиться властных полномочий. На это указывает др.-тюрк. ǯäza' (ǯeza') — беспокойство, озабоченность, печаль, схожее с русским диалектным «зизга» - хлопоты, беспокойство, что может случиться и при нарушении спокойствия улья. Более того, существует возможная связь слова «зезл» - улей со словом «жезл» (праслав. *žezlъ), потому как дикие пчелы устраивали свои ульи в дуплах деревьев (условных «палок»), притом что сами деревья могли символизировать семейные узы и родство, в то время как жезл символизировал власть, необходимую для их укрепления. Поэтому отсутствие князя Игоря (условного «жезла» или «ствола») было равнозначно отсутствию власти в княжеском доме.
С русскими словами «зига» - сторона, грань и «зизга» - хлопоты, беспокойство можно сравнить нем. sieg (зиг) — победа и англ. jig — быстрый и энергичный танец (джига), а также русское слово «сиг» - прыжок, что можно связать с «сиганьем» надеявшегося на победу князя Игоря на ту сторону, то есть через условную границу, отделявшую русский мир от половецкого поля. А так как в исторической науке существует версия о том, что «Слово о полку Игореве» мог написать сам князь Игорь или же кто-то из его ближайшего окружения, бывшего в плену вместе с князем, то, значит, вполне возможно, что имеется определенная связь слова «зегзица» с половецким языком, который принадлежит к группе тюркских языков.
Во всяком случае нем. sieg (зиг) — победа и англ. jig — быстрый и энергичный танец джига, как и выше приведенные русские диалектные слова, весьма подходят др.-тюрк. ǯigit (jigit) — юноша, молодой человек, храбрец, воин (с диалектным вариантом «зигит»), который, вырвавшись из-под материнской опеки, обретает воинский дух и чувствует себя будущим победителем мира, получая при этом высокое статусное положение по сравнению с «мертвым» в физическом и сексуальном отношениях детством. Не случайно же древнетюркские слова ǯeh (ǯah, ǯäh) - высокое положение, ранг, величие, достоинство, преуспевание и ǯähan (ǯıhan) – мир, вселенная, а также значения др.-тюрк. ǯan — душа, дух, жизнь, сторона, бок, имеют очевидные сближения, притом что юность находится на границе между детством и зрелостью,- то есть как бы в стороне от того и другого,- а сам князь Игорь, несмотря на свои 34 года, поступил как храбрый, но при этом незрелый юнец, ввязавшись в заведомо проигрышную авантюру.
В то же время необходимо обратить внимание на такие древнетюркские слова, как jïγï, sïγït и jïγït sïγït с общим значением «плач, рыдание», что можно отнести к плачу по ушедшему в дальнюю дорогу молодцу, который стремился достичь необходимых высот или границ в соответствии с русскими словами «зига» - сторона, грань и «сиг» - прыжок. Образно это соответствует понятию Запорожской Сечи в качестве пограничных укреплений, которые нужно было пересечь («перепрыгнуть»), и др.-тюрк. sıčı — граница, а также русскому слову «сечь» - рубить от индоевропейского корня *sek- со значением "резать, рассекать",- в данном случае «отрубать свое от чужого»,- и др.-тюрк. sek - прыгать, подпрыгивать; быстро идти, «разрезая» таким образом пространство.
Понятие «своего» в рамках некой границы можно передать др.-тюрк. sïγ- 'вмещаться, помещаться, западать, удерживаться', которое входит в словосочетание sïγ- jaq- 'годиться, подходить', а с учетом древнетюркских слов jaq — сторона, jaq- 'приближаться, подходить, прикладывать' и ǯıgı — частый, густой, zaq - возглас побуждения смысл слова «зигзаг», в том числе и в качестве стремительной молнии, можно воспринимать не только как проявление божественной силы, но и как способность преодолевать любое препятствие и расстояние с молниеносной скоростью.
Поэтому, если мы свяжем воедино смыслы слов sek — в значении быстрого перелета из одного мира в другой и sıčı — граница, сопоставив их со словом «зегзица», то можем выяснить образ некой стремительной птицы, покоряющей любое пространство, но в то же время, добавив древнетюркские слова sez- 'чувствовать' и siz - 'вежливое обращение к одному или нескольким лицам', а также sïγïn — укрываться, прятаться, взывать о помощи, умолять и sïγzïγ — скоба, скрепа, мы увидим образ глубоко чувствующей и влюбленной женщины, стремящейся наладить связь с высшими силами, чтобы освободить любимого мужа от неволи.
На то, что корень «сиз» может быть связан с любимыми и уважаемыми людьми указывают русские диалектные слова «сизаночка» — ласковое обращение к девочке, женщине и «сизанчик» — ласковое обращение к мальчику, мужчине, хотя этот же корень может относиться к птицам и животным. Однако значения других диалектных слов «сизó» — в пьяном виде и «сизовать» — пороть, хлестать, ворковать имеют скрытый сексуальный подтекст, схожий с др.-тюрк. sez- 'чувствовать',- как повзрослевший подросток может почувствовать любовное опьянение от нахлынувшей страсти.
В таком случае следует обратить внимание и на латинское слово sexus - пол; половой орган, которое «предположительно связано с лат. seco «разделять»», потому что применительно к нашему варианту произошло разделение уехавшего надолго мужчины и оставшейся ждать его женщины, чьи статусы в прямом (чин) и в переносном (зрелость) смыслах соответствовали древнетюркским словам ǯeh (ǯah, ǯäh) - высокое положение, ранг, величие, достоинство, преуспевание и üš со смыслом собирания, накапливания, что, между прочим, соответствует пяти сыновьям и одной дочери, которые родились у Игоря и Ярославны.
Другое древнетюркское слово üz — ненависть, сущность, сам, свой, жизнь, нутро определяет ожившую самость повзрослевшего и отринувшего свою "детскость" парня, получавшего право придти со стороны (из-за «границы») и выбрать себе девушку из другого рода в соответствии с древнетюркскими словами seč- 'выбирать, отбирать' и sıčı — граница. Но перед этим он должен был пройти очень опасный обряд инициации (перебеситься), показав свою отчаянную храбрость и умение на деле. Поэтому при сравнении древнетюркских слов jigit — юноша, молодой человек, храбрец, воин и jegät- 'улучшать, побеждать, превосходить' мы видим замену элемента jig — сырой, не готовый на jeg – хороший, а элемента it (jit) – исчезать, теряться на ät, что можно сопоставить с др.-тюрк. at — имя, титул, наименование (в данном случае взрослого человека с получением нового имени).
В качестве отступления сравните слово «перебеситься» с сообщением «Бес (Бэс, Бесу, Беза) — в древнеегипетской мифологии собирательное название различных карликовых божеств, считавшихся хранителями домашнего очага, защитниками от злых духов и бедствий, покровитель семьи. Охранитель детей, особенно при рождении и от опасных животных». Вот с чем может быть связано слово «бесенок» по отношению к маленьким детям, в то время как слово «бес» могли относить к половозрелым и дерзким подросткам.
В заключение можно сказать, что слово «зегзица» олицетворяет собой собирательный образ страдающей по мужу женщины, на обыденном уровне соответствующий славянским богиням плача, тоски, горя и печали, которых называли Желя и Карна. Автор «Слова о полку Игореве» не мог напрямую сравнить плачущую Ярославну с этими богинями, вот и дал обобщенное название «зегзица», которое по отношению к птицам может быть вторичным. Таким же вторичным является и татар. күке — кукушка, потому что древнетюркские слова күк — небо, күке — сильно пахнуть и күкрек — верхняя часть туловища в сопоставлении с татарскими словами күк — небо, күкрәк — грудь, күкрәп — бурно, обильно, пышно и күкәй — семенник, яйцеклетка указывают на сакральный для того времени смысл плодородия. Поэтому такой обряд, как «похороны кукушки (ритуальной куклы)», разными исследователями трактовался как «обряд вызывания дождя», «аграрный похоронный ритуал» и «подростковая инициация, связанная с пробуждением самости».
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 1
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 2
Лингвист Булаховский Л.А. предполагает, что реконструкция древнейшей формы *zeg(ъ)za — кукушка наиболее вероятна по сопоставлению с литов. gegužė, латыш. dzeguze, др.-прусск. žeguze и по свидетельству др.-русск. «зегзица» (диал. зёгзица) и диалектного «зезюля». Однако при этом необходимо учитывать и, возможно, непростое происхождение названия «кукушка», которое могли дать этой птице по каким-то ассоциативным соображениям. Во всяком случае существуют русские диалектные слова «кукуш» и «кукуша», имеющие значения «милый и милая, голубчик и голубушка», в которых подспудно смешиваются две разные птицы: кукушка и голубь. Помимо этого «кукушкой» называли удода, лягушку и обрядовую куклу, используемую во время встречи разноцветной по своему виду весны, а также еловую шишку и кукиш. К этому списку необходимо добавить слова «куковать» — тосковать, жить в одиночестве и «куковаться» — ласкаться, забавляться. Все значения этих слов так или иначе связаны с темой плодородия и пробуждения жизненных сил, в том числе и кукиш, в древности имевший фаллический смысл.
В данном случае следует привести общую символику птиц, которые олицетворяют свободу, божественное начало, связь между двумя мирами и духовный подъем, но в то же время они символизируют с одной стороны надежду, весну и удачу, а с другой стороны одиночество и даже зло. Исходя из этого, упоминание в плаче Ярославны рассматриваемой зегзицы и еще орла может соответствовать образам самой Ярославны и ее мужа князя Игоря. Если символика орла понятна,- он в своем главном аспекте символизирует власть, которую и стремится обезопасить Ярославна, то символику зегзицы можно слегка прояснить через символику синицы (зиньки), которая часто ассоциируется со счастьем, удачей и благополучием, а также с хорошими вестями.
По свидетельству И. В. Якушевич и Л. В. Маркиной: «В слове зинька внутренняя форма обусловлена синкретичным общеславянским корнем *zě- (или *zi), в котором две семы — ‘отверстие’ и ‘быстрота’ — мотивировали следующие символические значения: зинька материализует 1) солнечный свет, 2) воспринимающее его человеческое зрение, 3) звук и распространяемую им весть. Символическое значение ‘солнечный свет’ подвергается последующему (по цепочке) мифологическому осмыслению и становится источником еще двух символических значений — 4) ‘время’ и 5) ‘счастье’». В таком случае корень *zě- (или *zi), дважды использовавшийся в слове «зегзица», предполагает удвоенную сакральную, или духовную, силу, которая должна была помочь князю Игорю в ближайшее время выбраться на «свет божий»,- то есть в пределы собственного княжества и обрести таким образом утраченное счастье. На это же указывает и праслав. *verti - вращать, поворачивать, заключенное в слове "отверстие", определяющем место прохода князя Игоря из одного мира в другой, что в ассоциативном плане схоже с поворотами «зигзага», звенья которого направлены в разные стороны и символизируют извилистый путь. Например, имеющая ломаную форму молния движется из верхнего мира в нижний.
При этом следует обратить внимание на то, что оперение синички вовсе не синее, а состоит из желтого, белого и черного с синеватым металлическим блеском цветов, что соответствует русскому диалектному слову «синь» — синее пространство (синё), темная предгрозовая туча и пестрая, радужная окраска (побежалость) на металлических изделиях. То есть слово «синь» так или иначе связано с пестротой, которая имеется не только у синички и у кукушки, но и удода, и даже у лягушек, многие виды которых имеют пеструю окраску. Также следует иметь ввиду, что синий божественный цвет является одним из трех первичных цветов, наряду с красным и желтым, причем его соединение с белым цветом дает голубизну, а соединение с черным цветом дает темную и как бы предгрозовую синь.
В древнетюркском языке слово zina означает «блуд, прелюбодеяние», что несет в себе определенный признак угрозы, а zindan означает «темница», в глубину которой погружаются мысли похотливой и хвастливой «синички» — юнца, притом что префикс sev- означает «любить», префикс sevin- 'радоваться', а слово ǯevan — юноша, молодец, возможно, относится к холостому парню — зеваке, который зазевавшись смотрит на проходящих мимо красивых девушек. Вероятно, и в русском слове «сев» есть такой же любовный подтекст. Тем не менее образы маленькой и поющей на разные голоса синицы и пока еще не женатой, но при этом говорливой и общительной, молодежи с маленьким из-за своего холостого состояния статусом в сопоставлении с древнегреческими словами *Ζήν — Зевс, бог неба, грома, молнии и ζῆν — жить, питаться, быть в силе, разгаре, движении дает юрким и легко маневрирующим в узком пространстве синичкам — зиницам некое мифологическое наполнение, которое есть и в образе юности, также существующей в узком пространстве между детством и зрелостью. При этом их беспокойную юркость можно связать с др.-тюрк. ǯäza' (ǯeza') — беспокойство, озабоченность, печаль, а значит и с такими же юркими зозулями — кукушками.
Любопытным образом соединение древнетюркских слов sın (sen) — ты (что имеет смысл выделения из безликой толпы, связанный с появлением самости) и ıč — внутри (в сопоставлении с їč- 'скрываться, исчезать') дало название птицы sınıč — синич, поющей в скрывающих ее кустах, что соответствует стремлению общающейся молодежи укрыться от постороннего взгляда. Однако при этом синичка ощущает себя вполне свободной в отличие от плененной «синицы» (князя Игоря), попавшей в руки половецкого хана Кончака. В таком случае пословица «лучше синица в руках, чем журавль в небе», дающая совет довольствоваться малым, но надежным, а не гнаться за большим, но сомнительным, могла бы послужить предупреждением для князя Игоря, обуреваемого в итоге не сбывшимися желаниями.
На то, что название «зегзица» может быть связано с пестротой переживаний Ярославны (от отчаяния к надежде), также указывает тот факт, что в литовском языке помимо слова gegužė — кукушка существует и слово gegužas — пестрый,- то есть разноцветный, что имеет магический смысл соединения нескольких разных частей в единое целое. Поэтому словом gegužė, как утверждает Ugnė Tamašauskaitė, литовцы назвали не только кукушку, но и такого же «пестрого» Cyclopterus lumpus — пинагора, или рыбу-воробья. Обратите также внимание на финские слова kukka — цветок, kukko — петух (который у русских «кукарекает»), kukkua — куковать и kukkula — высота, возвышенность, в образном плане связавшие между собой пеструю красоту цветка и петуха с повышением возрастного статуса подростка, который пока еще «куковал»и «тосковал» в одиночестве, не имея второй половины, но тем не менее принаряжался, уходя на молодежные гулянья и посиделки, надеясь на счастливый для него случай.
В чем-то с положением такого подростка женского рода было схоже и положение Ярославны, оставшейся без мужа, чье обращение к синему небу должно было вызвать тайный божественный отклик, который помог бы князю Игорю выбраться из плена. В ассоциативном плане это соответствует небесным грому и молнии, символизирующим разрушение застенков старого мира и появление мира нового. Поэтому освободившийся из плена князь Игорь, осознав неправильность своего единоличного поведения, пришел к осознанию необходимости объединения русских князей для защиты от половцев.
Финские слова kukkula — высота, возвышенность и kukkua — куковать по своим внутренним значениям «высь» и «звук» соответствуют значениям куманских (половецких) слов kök — небо, синий, корень, основа и kökre- 'рев, гром, грохот'. Но эти же значения можно отнести и к образу бунтующей юности, которая стремится ввысь и требует признания собственного голоса, потому что она, благодаря огромным запасам сексуальных сил, является основой существования человеческого рода. Не случайно же слова «женить» и «зенит» фонетически и по своему глубокому смыслу схожи между собой, указывая на человеческое существо в зените своего развития.
Дополнительно приведем санскритские слова koka — кукушка, волк, красный гусь, лягушка, ящерица, kuka — берущий, захватывающий, воспринимающий и kāka — ворона, дерзкий и нахрапистый парень (очевидно, «ворон» в человеческом обличье). В русских свадебных обрядах куклу-кукушку использовали с целью ускорить замужество и таким образом избежать несчастной любви (похоронив «кукушку»), волком же называли жениха, пришедшего из «другого мира», образ лягушки был связан с деторождением и переменой личности, символизируя при этом невесту и даже ее утробу, ну а гусь в татарском свадебном обряде являлся традиционным блюдом, олицетворяя собой благополучие и плодородие.
Если же сравнить немецкие слова Rabe — ворон и rauben — грабить, похищать, то за их значениями может скрываться парень из чужого рода, ворующий девушку — «ворону», «проворонившую» свою свободу. Не здесь ли скрывается первоначальное значение «рабства»? Поэтому и существует выражение «раба (или раб) любви», но также существует и выражение «раб божий», потому что эти два вида любви обозначают стремление к возвышенному чувству.Что же касается ящериц, то отвар из этих сушеных и истолченных пресмыкающихся девушка могла дать парню, чтобы его приворожить. В то же время существовал древнерусский женский головной убор с рогами, называемый «кика», который мог намекать на лунный месяц, что по своей сути соответствует русской поговорке «ночная кукушка (женщина) дневную перекукует», а также мифологическому осмыслению самки как темного женского начала (ночь) в отличие от светлого мужского (день). К этой же теме относится и женский головной убор «кокошник» (от др.-русск. кокошь — курица и куриного кудахтанья ко-ко-ко),- напоминающий гребень курицы или полумесяц, только рогами вниз,- символ замужней женщины, связанный с плодородием и материнством.
Можно также предположить, что в санскритском слове kuka — берущий, захватывающий, овладевающий, воспринимающий запрятаны элементы, соответствующие ku — число «один», Земля, издавать звук, передвигаться, вращаться, приводить в движение, волноваться и ka — огонь, блеск, свет, воздух, звук, время, солнце, kā — искать, тосковать, любить, жаждать, стремиться, что может указывать не только на дневное, но и ночное светило, вращающееся вокруг Земли, что ассоциировано со взаимоотношениями мужчины и женщины, стремящихся избавиться от одиночества. Более того, древнеегипетский термин ka — жизненная сила или духовный двойник человека также мог определять одну из сторон многозначного слова «зегзица» и одновременно слова «кукушка», являя собой тот огонь жизненной силы, который ярко горит или тихо тлеет в каждом человеке.
При этом санскритские слова ga — идущий, находящийся где либо и gā — идти, уходить, приходить, подвергаться чему-л., достигать, воспевать, восхвалять вполне можно сопоставить с элементом g(ъ) в слове «зегзица», потому что их значения соответствуют испытаниям князя Игоря и его жены Ярославны, впоследствии, наверняка, восхвалявших божье провидение, помогшее им соединиться. При этом окончание «ца» в слове «зегзица» могло нести вспомогательную функцию и соответствовать в этом санскр. ca — а именно, также, как раз, все же, однако, притом что другой вариант cha — разрезать, отсоединять входит в систему описаний плача Ярославны, тоскующей в одиночестве по своему исчезнувшему мужу.
Однако имеется и санскр. tas — подниматься вверх или опускаться вниз, терять силу (здоровье), исчезать, соответствующее как полету птицы или движению небесного светила, так и состоянию поднявшейся на стену крепости Ярославны, которая была близка к своей гибели из-за тяжких переживаний. В любом случае во всех этих значениях присутствует признак некого пограничного состояния, свидетельствующий о сакральной дуалистичности мира (одновременно яркого и темного), две несводимые части которого, все-таки, имеют некую незримую границу между добром и злом, между светом и тьмой, между небом и землей, по тонкой ниточке которой всю жизнь обречена передвигаться тоскующая человеческая душа.
В данном случае следует привести общую символику птиц, которые олицетворяют свободу, божественное начало, связь между двумя мирами и духовный подъем, но в то же время они символизируют с одной стороны надежду, весну и удачу, а с другой стороны одиночество и даже зло. Исходя из этого, упоминание в плаче Ярославны рассматриваемой зегзицы и еще орла может соответствовать образам самой Ярославны и ее мужа князя Игоря. Если символика орла понятна,- он в своем главном аспекте символизирует власть, которую и стремится обезопасить Ярославна, то символику зегзицы можно слегка прояснить через символику синицы (зиньки), которая часто ассоциируется со счастьем, удачей и благополучием, а также с хорошими вестями.
По свидетельству И. В. Якушевич и Л. В. Маркиной: «В слове зинька внутренняя форма обусловлена синкретичным общеславянским корнем *zě- (или *zi), в котором две семы — ‘отверстие’ и ‘быстрота’ — мотивировали следующие символические значения: зинька материализует 1) солнечный свет, 2) воспринимающее его человеческое зрение, 3) звук и распространяемую им весть. Символическое значение ‘солнечный свет’ подвергается последующему (по цепочке) мифологическому осмыслению и становится источником еще двух символических значений — 4) ‘время’ и 5) ‘счастье’». В таком случае корень *zě- (или *zi), дважды использовавшийся в слове «зегзица», предполагает удвоенную сакральную, или духовную, силу, которая должна была помочь князю Игорю в ближайшее время выбраться на «свет божий»,- то есть в пределы собственного княжества и обрести таким образом утраченное счастье. На это же указывает и праслав. *verti - вращать, поворачивать, заключенное в слове "отверстие", определяющем место прохода князя Игоря из одного мира в другой, что в ассоциативном плане схоже с поворотами «зигзага», звенья которого направлены в разные стороны и символизируют извилистый путь. Например, имеющая ломаную форму молния движется из верхнего мира в нижний.
При этом следует обратить внимание на то, что оперение синички вовсе не синее, а состоит из желтого, белого и черного с синеватым металлическим блеском цветов, что соответствует русскому диалектному слову «синь» — синее пространство (синё), темная предгрозовая туча и пестрая, радужная окраска (побежалость) на металлических изделиях. То есть слово «синь» так или иначе связано с пестротой, которая имеется не только у синички и у кукушки, но и удода, и даже у лягушек, многие виды которых имеют пеструю окраску. Также следует иметь ввиду, что синий божественный цвет является одним из трех первичных цветов, наряду с красным и желтым, причем его соединение с белым цветом дает голубизну, а соединение с черным цветом дает темную и как бы предгрозовую синь.
В древнетюркском языке слово zina означает «блуд, прелюбодеяние», что несет в себе определенный признак угрозы, а zindan означает «темница», в глубину которой погружаются мысли похотливой и хвастливой «синички» — юнца, притом что префикс sev- означает «любить», префикс sevin- 'радоваться', а слово ǯevan — юноша, молодец, возможно, относится к холостому парню — зеваке, который зазевавшись смотрит на проходящих мимо красивых девушек. Вероятно, и в русском слове «сев» есть такой же любовный подтекст. Тем не менее образы маленькой и поющей на разные голоса синицы и пока еще не женатой, но при этом говорливой и общительной, молодежи с маленьким из-за своего холостого состояния статусом в сопоставлении с древнегреческими словами *Ζήν — Зевс, бог неба, грома, молнии и ζῆν — жить, питаться, быть в силе, разгаре, движении дает юрким и легко маневрирующим в узком пространстве синичкам — зиницам некое мифологическое наполнение, которое есть и в образе юности, также существующей в узком пространстве между детством и зрелостью. При этом их беспокойную юркость можно связать с др.-тюрк. ǯäza' (ǯeza') — беспокойство, озабоченность, печаль, а значит и с такими же юркими зозулями — кукушками.
Любопытным образом соединение древнетюркских слов sın (sen) — ты (что имеет смысл выделения из безликой толпы, связанный с появлением самости) и ıč — внутри (в сопоставлении с їč- 'скрываться, исчезать') дало название птицы sınıč — синич, поющей в скрывающих ее кустах, что соответствует стремлению общающейся молодежи укрыться от постороннего взгляда. Однако при этом синичка ощущает себя вполне свободной в отличие от плененной «синицы» (князя Игоря), попавшей в руки половецкого хана Кончака. В таком случае пословица «лучше синица в руках, чем журавль в небе», дающая совет довольствоваться малым, но надежным, а не гнаться за большим, но сомнительным, могла бы послужить предупреждением для князя Игоря, обуреваемого в итоге не сбывшимися желаниями.
На то, что название «зегзица» может быть связано с пестротой переживаний Ярославны (от отчаяния к надежде), также указывает тот факт, что в литовском языке помимо слова gegužė — кукушка существует и слово gegužas — пестрый,- то есть разноцветный, что имеет магический смысл соединения нескольких разных частей в единое целое. Поэтому словом gegužė, как утверждает Ugnė Tamašauskaitė, литовцы назвали не только кукушку, но и такого же «пестрого» Cyclopterus lumpus — пинагора, или рыбу-воробья. Обратите также внимание на финские слова kukka — цветок, kukko — петух (который у русских «кукарекает»), kukkua — куковать и kukkula — высота, возвышенность, в образном плане связавшие между собой пеструю красоту цветка и петуха с повышением возрастного статуса подростка, который пока еще «куковал»и «тосковал» в одиночестве, не имея второй половины, но тем не менее принаряжался, уходя на молодежные гулянья и посиделки, надеясь на счастливый для него случай.
В чем-то с положением такого подростка женского рода было схоже и положение Ярославны, оставшейся без мужа, чье обращение к синему небу должно было вызвать тайный божественный отклик, который помог бы князю Игорю выбраться из плена. В ассоциативном плане это соответствует небесным грому и молнии, символизирующим разрушение застенков старого мира и появление мира нового. Поэтому освободившийся из плена князь Игорь, осознав неправильность своего единоличного поведения, пришел к осознанию необходимости объединения русских князей для защиты от половцев.
Финские слова kukkula — высота, возвышенность и kukkua — куковать по своим внутренним значениям «высь» и «звук» соответствуют значениям куманских (половецких) слов kök — небо, синий, корень, основа и kökre- 'рев, гром, грохот'. Но эти же значения можно отнести и к образу бунтующей юности, которая стремится ввысь и требует признания собственного голоса, потому что она, благодаря огромным запасам сексуальных сил, является основой существования человеческого рода. Не случайно же слова «женить» и «зенит» фонетически и по своему глубокому смыслу схожи между собой, указывая на человеческое существо в зените своего развития.
Дополнительно приведем санскритские слова koka — кукушка, волк, красный гусь, лягушка, ящерица, kuka — берущий, захватывающий, воспринимающий и kāka — ворона, дерзкий и нахрапистый парень (очевидно, «ворон» в человеческом обличье). В русских свадебных обрядах куклу-кукушку использовали с целью ускорить замужество и таким образом избежать несчастной любви (похоронив «кукушку»), волком же называли жениха, пришедшего из «другого мира», образ лягушки был связан с деторождением и переменой личности, символизируя при этом невесту и даже ее утробу, ну а гусь в татарском свадебном обряде являлся традиционным блюдом, олицетворяя собой благополучие и плодородие.
Если же сравнить немецкие слова Rabe — ворон и rauben — грабить, похищать, то за их значениями может скрываться парень из чужого рода, ворующий девушку — «ворону», «проворонившую» свою свободу. Не здесь ли скрывается первоначальное значение «рабства»? Поэтому и существует выражение «раба (или раб) любви», но также существует и выражение «раб божий», потому что эти два вида любви обозначают стремление к возвышенному чувству.Что же касается ящериц, то отвар из этих сушеных и истолченных пресмыкающихся девушка могла дать парню, чтобы его приворожить. В то же время существовал древнерусский женский головной убор с рогами, называемый «кика», который мог намекать на лунный месяц, что по своей сути соответствует русской поговорке «ночная кукушка (женщина) дневную перекукует», а также мифологическому осмыслению самки как темного женского начала (ночь) в отличие от светлого мужского (день). К этой же теме относится и женский головной убор «кокошник» (от др.-русск. кокошь — курица и куриного кудахтанья ко-ко-ко),- напоминающий гребень курицы или полумесяц, только рогами вниз,- символ замужней женщины, связанный с плодородием и материнством.
Можно также предположить, что в санскритском слове kuka — берущий, захватывающий, овладевающий, воспринимающий запрятаны элементы, соответствующие ku — число «один», Земля, издавать звук, передвигаться, вращаться, приводить в движение, волноваться и ka — огонь, блеск, свет, воздух, звук, время, солнце, kā — искать, тосковать, любить, жаждать, стремиться, что может указывать не только на дневное, но и ночное светило, вращающееся вокруг Земли, что ассоциировано со взаимоотношениями мужчины и женщины, стремящихся избавиться от одиночества. Более того, древнеегипетский термин ka — жизненная сила или духовный двойник человека также мог определять одну из сторон многозначного слова «зегзица» и одновременно слова «кукушка», являя собой тот огонь жизненной силы, который ярко горит или тихо тлеет в каждом человеке.
При этом санскритские слова ga — идущий, находящийся где либо и gā — идти, уходить, приходить, подвергаться чему-л., достигать, воспевать, восхвалять вполне можно сопоставить с элементом g(ъ) в слове «зегзица», потому что их значения соответствуют испытаниям князя Игоря и его жены Ярославны, впоследствии, наверняка, восхвалявших божье провидение, помогшее им соединиться. При этом окончание «ца» в слове «зегзица» могло нести вспомогательную функцию и соответствовать в этом санскр. ca — а именно, также, как раз, все же, однако, притом что другой вариант cha — разрезать, отсоединять входит в систему описаний плача Ярославны, тоскующей в одиночестве по своему исчезнувшему мужу.
Однако имеется и санскр. tas — подниматься вверх или опускаться вниз, терять силу (здоровье), исчезать, соответствующее как полету птицы или движению небесного светила, так и состоянию поднявшейся на стену крепости Ярославны, которая была близка к своей гибели из-за тяжких переживаний. В любом случае во всех этих значениях присутствует признак некого пограничного состояния, свидетельствующий о сакральной дуалистичности мира (одновременно яркого и темного), две несводимые части которого, все-таки, имеют некую незримую границу между добром и злом, между светом и тьмой, между небом и землей, по тонкой ниточке которой всю жизнь обречена передвигаться тоскующая человеческая душа.
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 3
В начале этой части нашего исследования приведем целиком отрывок из плача Ярославны, который касается непосредственно зегзицы:
На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ,
зегзицею незнаема рано кычеть:
„Полечю, — рече, — зегзицею по Дунаеви,
омочю бебрянъ рукавъ въ Каялѣ рѣцѣ,
утру князю кровавыя его раны
на жестоцѣмъ его тѣлѣ“.
Прежде всего укажем на то, что слово «Дунай» в строках: «На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ» и «Полечу зегзицею по Дунаеви» не является названием реки Дунай, а соответствуют куманскому (половецкому) слову dunya (duniya, dünya) – мир, земля, свет, вселенная. Так же нужно указать и на то, что река Дунай в славянских песнях часто выступает как некая сакральная граница, скрывающая за собой простор, силу и неподвластность, что в данном случае подразумевает вольную степь по сравнению с лесным пространством Руси и в то же время свободу для вольного человека на Руси по сравнению с плененным человеком в половецких степях. Таким образом слово «Дунай» может намекать на переход условной границы между русскими княжествами и степью, что позволяет трактовать слова «На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ» как «В мире голос Ярославны слышится», а слова «Полечю, — рече, — зегзицею по Дунаеви» как «Полечу,- говорит,- зегзицею до (чужой) земли».
С учетом связи зегзицы — «кукушки» с потусторонним миром, ср.-англ. ȝek(e) (или yeke) — кукушка и праиндоевроп. gʰegʰuǵʰ — кукушка, прятать, скрывать можно сопоставить с санскритским словом jaga — вышедший за границы, исчезнувший, перешедший в другое состояние и yāga — жертва, жертвоприношение, что хорошо сочетается как с внутренним желанием Ярославны изменить свой облик, чтобы облегчить страдания мужа, так и с положением князя Игоря в качестве жертвы обстоятельств. К этим словам можно добавить и русское диалектное слово «зига» — сторона, грань, потому что кукушка находится за гранью видимого мира и сама Ярославна помимо того, что во время плача была на стене (на границе) крепости, хотела бы улететь за границу русских земель на поиски мужа, чье отчаянное и безрассудное поведение, связанное с набегом на половцев, может быть ассоциировано с др.-тюрк. ǯigit (jigit) — юноша, молодой человек, храбрец, воин, несмотря на уже достаточно зрелый возраст князя.
При этом в самом плаче Ярославны заложен глубокий смысл удержания своего мужа (а значит и княжества) возле себя, для чего и нужно его возвращение, что соответствует ПИЕ корню *seǵ h — держать, хранить, удерживать и русскому диалектному слову «зига» — сторона, грань, а также ПИЕ sek- 'отсекать, отрезать, отрубать' (в данном случае от всего остального мира). Но в этом удержании заключен и смысл победы, также соответствующий ПИЕ корню *seǵ h, перешедшему в нидерл. zege — победа,- в том числе и победа жизни над смертью или прибытия над отсутствием. Очень любопытны восточноармянские слова tzegh — солома, обломок и tzit — птица, фонетически схожие с элементами слова «зегзица», потому что «соломенной вдовой» называют женщину, муж которой не находится с нею рядом,- то есть женщину одинокую, как кукушка.
Еще одно вост.-арм. dzeghu'n — крыша, кровля и название армянского села Dsegh, трактуемое как «наружная территория», можно сопоставить с территорией, лежащей вне дома или вне обычного местопребывания,- то есть с территорией, лежащей на другой зачастую скрытой от глаз стороне. В таком случае и кукующая в кроне лесного дерева кукушка находится на другом конце этого дерева по отношению к его корням. В древнеармянском языке имеется слово *զէգ (*zēg), состоящее из приставки զ- (z-) — на и корня *էգ (*ēg) — утро, что позволяет сопоставить одинокую кукушку — самца, с раннего утра разбрасывающую свое призывные «ку-ку» в разные стороны, и такую же одинокую кукушку — самку, подкладывающую яйца в чужие гнезда, с солнцем, не только кукующим на небе в одиночестве, но и разбрасывающим свои лучи (своих «детей») в чужие земные «гнезда». То же самое можно отнести и к луне, которая также может служить символом одиночества, несмотря на множество рассыпанных на удалении от нее маленьких звездочек - деток. Однако при этом именно солнце является несомненным победителем ночной тьмы, чего Ярославна подспудно желает и князю Игорю, надеясь на то, что он вынырнет из-за горизонта и появится в русском мире, осветив своим появлением и ее мрачное затворничество.
В приведенном выше отрывке из плача Ярославны выделим строчку «зегзицею незнаема рано кычеть», потому что слова «бебрян рукав» относятся к самой Ярославне, а не к ее воплощению. Здесь слово «незнаема», то есть «неведомая, неузнаваемая, непонятная, непознаваемая» и даже «чужая, враждебная, отвергаемая, лишенная общения», можно сопоставить со сменой своего облика магическим путем или с «оборотничеством», что ассоциативно совпадает с переходом в другой мир, поэтому и слово «кычет» использовано в отношении птицы, а не человека, хотя слова «кычет» и «кричит» по нынешним временам обладают родственными смыслами и фонетикой. Вот только в древнерусском лексиконе есть слова «кыченье» - кичливость, высокомерие, кычивый — кичливый, высокомерный и «кычитися» - быть высокомерным, кичиться, а похожего слова в значении «кричать» в нем нет.
Однако, благодаря русским диалектным словам «кыркать» - каркать и особенно «кочетиться» - зазнаваться, возноситься, становиться кичливым, можно предположить, что у слов «кыченье», кычивый» и «кычитися» есть какая-то связь со словом «кочет» - петух, который выглядит достаточно горделиво и высокомерно по сравнению с остальными домашними животными, когда он одним махом взлетает на изгородь и своим кукареканьем обращается к небесам. Да и первый крик петуха, сидящего в курятнике на насесте, слышен еще до рассвета, когда он прогоняет прочь ночную тьму и «призывает» начинать восход на небеса пока еще находящееся в подземном мире солнце.
В таком случае восход самой Ярославны на стену крепости и обращение к высшим силам из другого мира с просьбой вернуть из «небытия» своего мужа, светлого князя, с помощью ассоциации накладывается на образ кричащего с насеста петуха, который призывает находящееся за горизонтом солнце вернуться из своего заточения на небеса. Но в то же время он накладывается и на образ сидящей на верху дерева кукушки — самца, которая в основном кукует в брачный период (с апреля по июль), что совпадает с предполагаемым временем «кукования», или плача, Ярославны в весенний период.
Здесь есть еще один интересный момент: в 11 веке в христианской Европе было принято обращаться к богу через посредников (святых, ангелов или священников), а не напрямую, поэтому Ярославна, которая вряд ли была жрицей или колдуньей, в своем языческом обращении, да еще непосредственно к небесам, «кичилась», то есть проявляла некое высокомерие, увязывая свой статус , хотя и высокопоставленного, но все же светского человека, со статусом божественного посредника, что как раз и соответствует слову «кычет», относимому к воплощению — зегзице, в то время как слово «рече» - говорит имеет также значения «предрекает, предсказывает (в данном случае предполагает, помышляет). Исходя из этого, зегзица должна быть достаточно маленькой, но при этом громко кричащей птицей,- каковой является и кукушка, сидящая на верху дерева- что символизировало бы некую «кичливость» Ярославны .
Более того, призыв княгини к ветру, Днепру и солнцу, которые принадлежали другому (нечеловеческому) миру в христианском сознании мог трансформироваться в призыв животных, также принадлежащих нечеловеческому миру, что соответствует русским диалектным словам «кычать» - кричать, курлыкать (о гусях, лебедях) и «кычиканье» - стрекотанье сороки, а также «кычан» — пес, собака, щенок, «кыча» - овца, жук, «кычка» - свинья, поросенок и «кыча-кыча» - возглас, которым подзывают овец, «кычо-кычо» - призывание собаки, кычи — слово, которым подзывают домашнюю птицу. Сюда же надо отнести «кыть-кыть» - подзывание овец, ягнят, коз, козлят, свиней и «кыц-кыц» (кыс-кыс) - подзывание кошки, а также «кыш» - слово, которым отпугивают, а не призывают, домашнюю птицу и скот.
В куманском (половецком) языке слово kiči означает «маленький, незначительный, младший», что соответствует малости зегзицы и самой Ярославны по отношению к божественным силам, а префикс kit- связан с движением и прохождением (например, через некую условную границу), что в ассоциативном плане соответствует турецким словам kıt — недостаточный, скудный, бок, сторона, у, возле, kıta – часть, кусок, область, часть света, а также древнетюркскому наречию kıt — сильно, крепко, основательно и префиксу kıt- 'уходить, отправляться, одеваться'.
Общий их смысл в ассоциативном плане может состоять в призыве на службу обществу подросшей и при этом кичливой,- то есть задирающей нос,- молодежи, вначале скудной и слабой, а затем крепкой и основательной, которая поначалу «кычет», потому что не имеет полноправного статуса человека, а затем может и закричать в полный голос, после того как пройдет церемонию сватовства и обручения. Поэтому безмужняя на момент плача Ярославна чувствует себя не радующейся жизни молодой женщиной, а тоскующей птицей, или тоскующей из-за отсутствия суженого девушкой, которая не кричит от горя, как может кричать обиженная чем-то женщина, а кычет наподобие птиц и зверей, словно она принадлежит другому миру.
Не случайно же куманские (половецкие) слова kiš — соболь, kiši — человек, мужчина и kišnä- ржать, а также, возможно, англ. kiss – целовать и курд. qiş — ворковать, имеют общую фонетику, которую можно объяснить с помощью символических значений «ржанья» в качестве призыва к общению или выражения недовольства, «соболя» в качестве жениха (куница - невеста) и «мужчины, или человека» в качестве надежного семьянина. В таком случае русское слово «кыш», которым отгоняют домашнюю живность, могло когда-то в древнейшие времена означать отказ в сватовстве, что подразумевало недостаточную готовность молодого существа,- а в сущности неполноценного по своему статусу «животного»,- стать семейным человеком, что соответствует куманским (половецким) словам kišnämäx — ржание и näm — влажный, сырой, мокрый, причем окончание äx в таком случае может соответствовать куманскому (половецкому) междометию ax – ах, ох, о горе в противовес куманскому (половецкому) слову ax - белый, светлый, ясный, а также префиксу ax- 'течь, изливаться', который может соответствовать элементу «ох» в русском слове «охота», имеющем множество подтекстов, в том числе и сексуальный, на что указывают первоначальные значения «желание, радость, веселье». В таком случае с окончанием «ота» в слове «охота» можно сопоставить куманские (половецкие) слова at — конь, лошадь, имя, название и ata — отец, притом что двусмысленный префикс at- бросать, кидать, метать, стрелять соответствует как мифологическим "стрелам бога любви Эроса (Купидона, Амура)», так и стрелам из охотничьего лука.
На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ,
зегзицею незнаема рано кычеть:
„Полечю, — рече, — зегзицею по Дунаеви,
омочю бебрянъ рукавъ въ Каялѣ рѣцѣ,
утру князю кровавыя его раны
на жестоцѣмъ его тѣлѣ“.
Прежде всего укажем на то, что слово «Дунай» в строках: «На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ» и «Полечу зегзицею по Дунаеви» не является названием реки Дунай, а соответствуют куманскому (половецкому) слову dunya (duniya, dünya) – мир, земля, свет, вселенная. Так же нужно указать и на то, что река Дунай в славянских песнях часто выступает как некая сакральная граница, скрывающая за собой простор, силу и неподвластность, что в данном случае подразумевает вольную степь по сравнению с лесным пространством Руси и в то же время свободу для вольного человека на Руси по сравнению с плененным человеком в половецких степях. Таким образом слово «Дунай» может намекать на переход условной границы между русскими княжествами и степью, что позволяет трактовать слова «На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ» как «В мире голос Ярославны слышится», а слова «Полечю, — рече, — зегзицею по Дунаеви» как «Полечу,- говорит,- зегзицею до (чужой) земли».
С учетом связи зегзицы — «кукушки» с потусторонним миром, ср.-англ. ȝek(e) (или yeke) — кукушка и праиндоевроп. gʰegʰuǵʰ — кукушка, прятать, скрывать можно сопоставить с санскритским словом jaga — вышедший за границы, исчезнувший, перешедший в другое состояние и yāga — жертва, жертвоприношение, что хорошо сочетается как с внутренним желанием Ярославны изменить свой облик, чтобы облегчить страдания мужа, так и с положением князя Игоря в качестве жертвы обстоятельств. К этим словам можно добавить и русское диалектное слово «зига» — сторона, грань, потому что кукушка находится за гранью видимого мира и сама Ярославна помимо того, что во время плача была на стене (на границе) крепости, хотела бы улететь за границу русских земель на поиски мужа, чье отчаянное и безрассудное поведение, связанное с набегом на половцев, может быть ассоциировано с др.-тюрк. ǯigit (jigit) — юноша, молодой человек, храбрец, воин, несмотря на уже достаточно зрелый возраст князя.
При этом в самом плаче Ярославны заложен глубокий смысл удержания своего мужа (а значит и княжества) возле себя, для чего и нужно его возвращение, что соответствует ПИЕ корню *seǵ h — держать, хранить, удерживать и русскому диалектному слову «зига» — сторона, грань, а также ПИЕ sek- 'отсекать, отрезать, отрубать' (в данном случае от всего остального мира). Но в этом удержании заключен и смысл победы, также соответствующий ПИЕ корню *seǵ h, перешедшему в нидерл. zege — победа,- в том числе и победа жизни над смертью или прибытия над отсутствием. Очень любопытны восточноармянские слова tzegh — солома, обломок и tzit — птица, фонетически схожие с элементами слова «зегзица», потому что «соломенной вдовой» называют женщину, муж которой не находится с нею рядом,- то есть женщину одинокую, как кукушка.
Еще одно вост.-арм. dzeghu'n — крыша, кровля и название армянского села Dsegh, трактуемое как «наружная территория», можно сопоставить с территорией, лежащей вне дома или вне обычного местопребывания,- то есть с территорией, лежащей на другой зачастую скрытой от глаз стороне. В таком случае и кукующая в кроне лесного дерева кукушка находится на другом конце этого дерева по отношению к его корням. В древнеармянском языке имеется слово *զէգ (*zēg), состоящее из приставки զ- (z-) — на и корня *էգ (*ēg) — утро, что позволяет сопоставить одинокую кукушку — самца, с раннего утра разбрасывающую свое призывные «ку-ку» в разные стороны, и такую же одинокую кукушку — самку, подкладывающую яйца в чужие гнезда, с солнцем, не только кукующим на небе в одиночестве, но и разбрасывающим свои лучи (своих «детей») в чужие земные «гнезда». То же самое можно отнести и к луне, которая также может служить символом одиночества, несмотря на множество рассыпанных на удалении от нее маленьких звездочек - деток. Однако при этом именно солнце является несомненным победителем ночной тьмы, чего Ярославна подспудно желает и князю Игорю, надеясь на то, что он вынырнет из-за горизонта и появится в русском мире, осветив своим появлением и ее мрачное затворничество.
В приведенном выше отрывке из плача Ярославны выделим строчку «зегзицею незнаема рано кычеть», потому что слова «бебрян рукав» относятся к самой Ярославне, а не к ее воплощению. Здесь слово «незнаема», то есть «неведомая, неузнаваемая, непонятная, непознаваемая» и даже «чужая, враждебная, отвергаемая, лишенная общения», можно сопоставить со сменой своего облика магическим путем или с «оборотничеством», что ассоциативно совпадает с переходом в другой мир, поэтому и слово «кычет» использовано в отношении птицы, а не человека, хотя слова «кычет» и «кричит» по нынешним временам обладают родственными смыслами и фонетикой. Вот только в древнерусском лексиконе есть слова «кыченье» - кичливость, высокомерие, кычивый — кичливый, высокомерный и «кычитися» - быть высокомерным, кичиться, а похожего слова в значении «кричать» в нем нет.
Однако, благодаря русским диалектным словам «кыркать» - каркать и особенно «кочетиться» - зазнаваться, возноситься, становиться кичливым, можно предположить, что у слов «кыченье», кычивый» и «кычитися» есть какая-то связь со словом «кочет» - петух, который выглядит достаточно горделиво и высокомерно по сравнению с остальными домашними животными, когда он одним махом взлетает на изгородь и своим кукареканьем обращается к небесам. Да и первый крик петуха, сидящего в курятнике на насесте, слышен еще до рассвета, когда он прогоняет прочь ночную тьму и «призывает» начинать восход на небеса пока еще находящееся в подземном мире солнце.
В таком случае восход самой Ярославны на стену крепости и обращение к высшим силам из другого мира с просьбой вернуть из «небытия» своего мужа, светлого князя, с помощью ассоциации накладывается на образ кричащего с насеста петуха, который призывает находящееся за горизонтом солнце вернуться из своего заточения на небеса. Но в то же время он накладывается и на образ сидящей на верху дерева кукушки — самца, которая в основном кукует в брачный период (с апреля по июль), что совпадает с предполагаемым временем «кукования», или плача, Ярославны в весенний период.
Здесь есть еще один интересный момент: в 11 веке в христианской Европе было принято обращаться к богу через посредников (святых, ангелов или священников), а не напрямую, поэтому Ярославна, которая вряд ли была жрицей или колдуньей, в своем языческом обращении, да еще непосредственно к небесам, «кичилась», то есть проявляла некое высокомерие, увязывая свой статус , хотя и высокопоставленного, но все же светского человека, со статусом божественного посредника, что как раз и соответствует слову «кычет», относимому к воплощению — зегзице, в то время как слово «рече» - говорит имеет также значения «предрекает, предсказывает (в данном случае предполагает, помышляет). Исходя из этого, зегзица должна быть достаточно маленькой, но при этом громко кричащей птицей,- каковой является и кукушка, сидящая на верху дерева- что символизировало бы некую «кичливость» Ярославны .
Более того, призыв княгини к ветру, Днепру и солнцу, которые принадлежали другому (нечеловеческому) миру в христианском сознании мог трансформироваться в призыв животных, также принадлежащих нечеловеческому миру, что соответствует русским диалектным словам «кычать» - кричать, курлыкать (о гусях, лебедях) и «кычиканье» - стрекотанье сороки, а также «кычан» — пес, собака, щенок, «кыча» - овца, жук, «кычка» - свинья, поросенок и «кыча-кыча» - возглас, которым подзывают овец, «кычо-кычо» - призывание собаки, кычи — слово, которым подзывают домашнюю птицу. Сюда же надо отнести «кыть-кыть» - подзывание овец, ягнят, коз, козлят, свиней и «кыц-кыц» (кыс-кыс) - подзывание кошки, а также «кыш» - слово, которым отпугивают, а не призывают, домашнюю птицу и скот.
В куманском (половецком) языке слово kiči означает «маленький, незначительный, младший», что соответствует малости зегзицы и самой Ярославны по отношению к божественным силам, а префикс kit- связан с движением и прохождением (например, через некую условную границу), что в ассоциативном плане соответствует турецким словам kıt — недостаточный, скудный, бок, сторона, у, возле, kıta – часть, кусок, область, часть света, а также древнетюркскому наречию kıt — сильно, крепко, основательно и префиксу kıt- 'уходить, отправляться, одеваться'.
Общий их смысл в ассоциативном плане может состоять в призыве на службу обществу подросшей и при этом кичливой,- то есть задирающей нос,- молодежи, вначале скудной и слабой, а затем крепкой и основательной, которая поначалу «кычет», потому что не имеет полноправного статуса человека, а затем может и закричать в полный голос, после того как пройдет церемонию сватовства и обручения. Поэтому безмужняя на момент плача Ярославна чувствует себя не радующейся жизни молодой женщиной, а тоскующей птицей, или тоскующей из-за отсутствия суженого девушкой, которая не кричит от горя, как может кричать обиженная чем-то женщина, а кычет наподобие птиц и зверей, словно она принадлежит другому миру.
Не случайно же куманские (половецкие) слова kiš — соболь, kiši — человек, мужчина и kišnä- ржать, а также, возможно, англ. kiss – целовать и курд. qiş — ворковать, имеют общую фонетику, которую можно объяснить с помощью символических значений «ржанья» в качестве призыва к общению или выражения недовольства, «соболя» в качестве жениха (куница - невеста) и «мужчины, или человека» в качестве надежного семьянина. В таком случае русское слово «кыш», которым отгоняют домашнюю живность, могло когда-то в древнейшие времена означать отказ в сватовстве, что подразумевало недостаточную готовность молодого существа,- а в сущности неполноценного по своему статусу «животного»,- стать семейным человеком, что соответствует куманским (половецким) словам kišnämäx — ржание и näm — влажный, сырой, мокрый, причем окончание äx в таком случае может соответствовать куманскому (половецкому) междометию ax – ах, ох, о горе в противовес куманскому (половецкому) слову ax - белый, светлый, ясный, а также префиксу ax- 'течь, изливаться', который может соответствовать элементу «ох» в русском слове «охота», имеющем множество подтекстов, в том числе и сексуальный, на что указывают первоначальные значения «желание, радость, веселье». В таком случае с окончанием «ота» в слове «охота» можно сопоставить куманские (половецкие) слова at — конь, лошадь, имя, название и ata — отец, притом что двусмысленный префикс at- бросать, кидать, метать, стрелять соответствует как мифологическим "стрелам бога любви Эроса (Купидона, Амура)», так и стрелам из охотничьего лука.
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть четвертая
Слово «зегзица» с вариантом «зогзица» может состоять из элементов «зег» (зог) и «зица», которые в разных формах присутствуют в других языках. Так, например, англ. siege — осада, блокада и нем. siegen — побеждать можно сопоставить с PIE *seǵʰ — одолевать, завоевывать и ср.-в.-нем. sige (sic) – победа, выигрыш, торжество. Вполне возможно, что с этими словами связано русское выражение «от сих до сих», относящееся к строго ограниченным пределам, которые, тем не менее, могут быть преодолены, благодаря упорному характеру, что и хотела бы сделать Ярославна, превратившись в птицу - зегзицу, которая стремительным рывком, или «прыжком», смогла бы преодолеть незримую границу между Русью и половецкой степью, связав между собою две отдаленные друг от друга стороны: высокую стену Путивля, на которой находилась Ярославна, и нижние места, расположенные возле реки Каялы, где случилась битва между русским войском и половцами. Поэтому здесь к месту будут русские диалектные слова «зига» — сторона, грань и «сиг» - прыжок (переход с одной стороны на другую), а также древнетюркские слова sek - прыгать, подпрыгивать; быстро идти, sıčı — граница и IE *sek- резать, рассекать, потому что любая граница разделяет пограничную территорию на две части: свою и чужую. Необходимо отметить и английское слово segue – переход (например, через границу), связанное с PIE *sekʷ – следовать, проходить, идти за.
При этом упрямая птица — зегзица, благословленная волей языческих богов, призванных Ярославной, не только полетела бы в чужие пределы, разрезая своими острыми крыльями некую сакральную границу, но и упала бы с небесных высот на землю, что соответствует ср.-в.-нем. словам seg(e) – благословение, sege (sage) – пила, коса (в сопоставлении с IE *sek- резать, рассекать), zech - упорный, цепкий, настойчивый, вяжущий и siс — падение, причем данное падение связывалось с sige (sic) – победа, выигрыш, торжество. Сравните: нападать (с целью одержать победу). Можно предположить, что здесь присутствует объединение смыслов «падение» (опускание на место) и «сидение» (получение «завоеванного» резким движением места) в едином образе, закрепленном в др.-тюрк. sıčı — граница (отделяющая «свое» от «чужого»), а также в латинском слове sic - так, таким образом и в русском наречии «сице» с теми же значениями.
В то же время чешские слова a siсе — а именно и sic(e) — иначе можно сопоставить с русским выражением «так или иначе», в котором незримо присутствует понятие некой разделительной черты, ассоциативно соответствующей значению чешкого слова sici — косить с интуитивным смыслом «до чего дотянулся косой, то и мое». Дополнительное чешское слово seč – сражение, бой, сенокос, косьба придает выражению «так или иначе», а также др.-тюрк. sıčı — граница, очевидный смысл военного противостояния или, по крайней мере, вооруженного нейтралитета. В то же время ср.-в.-нем. термин zech - вяжущий может относиться к сакральному соединению мифической, или незнаемой, птицей — зегзицей своей стороны, на которой находилась Ярославны, с чужой стороной, на которой находился плененный князь Игорь.
Любопытно, что соединение ср.-в.-нем. слов seg(e) – благословение и sige (sic) – победа, выигрыш, торжество в условно реконструируемое слово segsige — благословенная победа накладывается на положительный исход молебственных заклинаний Ярославны, связанный с удачным побегом князя Игоря из половецкого плена. В то же время значения PIE слов sag (seg -) - сильный, стойкий, крепкий, прочный, резкий, твердый, sék — отрезать и sik — течение, направление в сопоставлении с др.-тюрк. sıčı — граница находят свое отражение в побеге князя Игоря через мифическую реку Смородину, отделявшую светлый мир живых (Русский мир) от ночного и скрытого мира мертвых (половецкая степь с многочисленными «каменными бабами»). При этом данный побег воспринимается как результат вмешательства высших языческих сил, олицетворяемых в виде Солнца, Ветра и Днепра.
Корни всех вышеприведенных слов уходят в глубь веков, в том числе их шумерские варианты, такие как zig – порог, предел и zag — сторона, край, граница, соединение которых дает слово zigzag, которому соответствует нем. Zickzack — излом с учетом немецких Zicke — коза и Zacke — острый выступ, зубец. Объяснить такое сочетание значений можно двойственностью образа козы (или козла), имеющего как положительные, так и отрицательные качества, что в равной степени относится и к образу зубца (или горы), с одной стороны освещенного солнцем, а с другой стороны покрытого тенью. Такая же символика имеется и у молнии, которая в равной степени ассоциируется с созидательной и разрушительной силами. Более того, шумерские слова zi(g) — подниматься, приходить в возбуждение, призывать и zag — птица дают нам образ поднявшейся со стороны земли на сторону неба и затем слетающей с небес острокрылой птицы, которая издает призывные ("громовые") крики, что соответствует образу Ярославны, взошедшей на стену Путивля, чтобы на изломе своей судьбы выплакать свое неизбывное горе и вместе с тем призвать языческие божественные силы к ответу за то, что они отказали русскому войску в помощи.
В то же время шумерские слова zà(g) — символ, zag - красить, окрашивать и za — драгоценный камень могут быть ассоциативно связаны с движением небесных светил по небосводу, что соответствует осмыслению образа zag — птицы в качестве солярного и лунного символов. В таком случае Ярославна, поднявшись ранней порою (на границе темной ночи и светлого дня) на городскую стену Путивля, в образе своеобразной «лунной птицы» призывала князя Игоря «взойти» над Русской землей наподобие восхода Солнца, чтобы не нарушился «порядок вещей», что соответствует раннему крику петуха, «пробуждающего» дневное светило, и призывному крику кукушки на рассвете в период брачных игр. Главное здесь — это связь звука, в том числе и щебетанья птиц, с началом дня и началом жизни, что соответствует шумерским словам zi – жизнь, дыхание, горло, zi — щебетать, чирикать, ga – птица, ziga 'призыв', zi(g) — подниматься, приходить в возбуждение, призывать и zaḫ — беспокоиться, переживать, šà(g) — сердце, нутро, а также zi-šà 'дыхание жизни', в то время как za - (драгоценный) камень, zà(g) - знак владения, символ и zà(g) (zag) — внешний край, граница, рубеж определяют ясный и понятный мир Ярославны в отличие от мира скрытого степного пространства, что вместе создают эффект мерцания, или сверкания, свойственный небесным светилам и драгоценным камням, а также светлой человеческой внешности Ярославны в отличие от скрытого состояния ее души.
Дополнительные шумерские слова zagša (zag-ša) — крепость, могущество, стойкость, zagša — враждебный, zag-še si — служить, zag-še tuku — быть быстрым, zagšu — средство маркировки и zagsi — бок, сторона можно сравнить с названием «зегзица», которое по совокупности значений может принадлежать сказочной Жар-птице, воплощающей в себе как светлое, так и враждебное (темное) начала. В таком случае смысл обращения Ярославны в зегзицу, чтобы улететь на край видимого ею мира, можно сопоставить с перенесением Жар-птицей героя сказки в Тридевятое царство (иная, или потусторонняя, страна). У китайцев так называемая Красная птица стала символом неба, ассоциируясь при этом с красным цветом и югом.
Любопытно, что «Энциклопедия династии Сун «Мэн си би тань» («Записи бесед в Мэнси») так описывает образ Красной Птицы: «Знаками четырех сторон являются Зеленый Дракон, Белый Тигр, Красная Птица и животное, сочетающее в себе черепаху и змею, из которых только Красная Птица неизвестна....» Вот вам и птица незнаема.
Из сказок известно, что Жар-птица находилась в Тридевятом царстве, тридесятом государстве в саду Царь-девицы, что позволяет отнести ее к не нашему миру и одновременно связать с языческими мотивами плача Ярославны, несмотря на то, что сама Ярославна, судя по всему, была не язычницей, а христианкой. В то же время упоминание о том, что Красная Птица – прежде всего символ стороны света в китайской культуре, соответствует шумерским словам zagsi — бок, сторона и zag — сторона, край, граница, а также русск. «зига» - сторона, грань и PIE *sekʷ – следовать, проходить, идти за, sik — течение, направление.
Более того, слова «Образ Красной Птицы не является реально существующим – появление данного образа восходит к поклонению птицам предками неолитического Китая. В древние времена, поскольку сбор урожая зависел от солнца, предки благоговели перед ним, и слияние образа птицы с солнцем было важным символом первобытного общества», опять же, сочетаются со словами «птица незнаема», сказанными по отношению к зегзице. Следует также уточнить, что слова «созвездия (Колодец, Демон, Ива, Звезда, Раскрытая сеть, Крыло, Телега) на Юге образуют форму птицы, которая известна как Красная птица» позволяют придать этой мифической птице, присутствующей в «светлом» и «темном» мирах, черты эзотерического Черного Солнца, которое мифологически существует в потустороннем мире наравне с Жар-птицей и, вероятно, птицей — зегзицей. Возможно, это один и тот же триединый образ.
Использована статья Чжан Шанхэ «Образ Красной Птицы в китайской культуре и фольклоре».
При этом упрямая птица — зегзица, благословленная волей языческих богов, призванных Ярославной, не только полетела бы в чужие пределы, разрезая своими острыми крыльями некую сакральную границу, но и упала бы с небесных высот на землю, что соответствует ср.-в.-нем. словам seg(e) – благословение, sege (sage) – пила, коса (в сопоставлении с IE *sek- резать, рассекать), zech - упорный, цепкий, настойчивый, вяжущий и siс — падение, причем данное падение связывалось с sige (sic) – победа, выигрыш, торжество. Сравните: нападать (с целью одержать победу). Можно предположить, что здесь присутствует объединение смыслов «падение» (опускание на место) и «сидение» (получение «завоеванного» резким движением места) в едином образе, закрепленном в др.-тюрк. sıčı — граница (отделяющая «свое» от «чужого»), а также в латинском слове sic - так, таким образом и в русском наречии «сице» с теми же значениями.
В то же время чешские слова a siсе — а именно и sic(e) — иначе можно сопоставить с русским выражением «так или иначе», в котором незримо присутствует понятие некой разделительной черты, ассоциативно соответствующей значению чешкого слова sici — косить с интуитивным смыслом «до чего дотянулся косой, то и мое». Дополнительное чешское слово seč – сражение, бой, сенокос, косьба придает выражению «так или иначе», а также др.-тюрк. sıčı — граница, очевидный смысл военного противостояния или, по крайней мере, вооруженного нейтралитета. В то же время ср.-в.-нем. термин zech - вяжущий может относиться к сакральному соединению мифической, или незнаемой, птицей — зегзицей своей стороны, на которой находилась Ярославны, с чужой стороной, на которой находился плененный князь Игорь.
Любопытно, что соединение ср.-в.-нем. слов seg(e) – благословение и sige (sic) – победа, выигрыш, торжество в условно реконструируемое слово segsige — благословенная победа накладывается на положительный исход молебственных заклинаний Ярославны, связанный с удачным побегом князя Игоря из половецкого плена. В то же время значения PIE слов sag (seg -) - сильный, стойкий, крепкий, прочный, резкий, твердый, sék — отрезать и sik — течение, направление в сопоставлении с др.-тюрк. sıčı — граница находят свое отражение в побеге князя Игоря через мифическую реку Смородину, отделявшую светлый мир живых (Русский мир) от ночного и скрытого мира мертвых (половецкая степь с многочисленными «каменными бабами»). При этом данный побег воспринимается как результат вмешательства высших языческих сил, олицетворяемых в виде Солнца, Ветра и Днепра.
Корни всех вышеприведенных слов уходят в глубь веков, в том числе их шумерские варианты, такие как zig – порог, предел и zag — сторона, край, граница, соединение которых дает слово zigzag, которому соответствует нем. Zickzack — излом с учетом немецких Zicke — коза и Zacke — острый выступ, зубец. Объяснить такое сочетание значений можно двойственностью образа козы (или козла), имеющего как положительные, так и отрицательные качества, что в равной степени относится и к образу зубца (или горы), с одной стороны освещенного солнцем, а с другой стороны покрытого тенью. Такая же символика имеется и у молнии, которая в равной степени ассоциируется с созидательной и разрушительной силами. Более того, шумерские слова zi(g) — подниматься, приходить в возбуждение, призывать и zag — птица дают нам образ поднявшейся со стороны земли на сторону неба и затем слетающей с небес острокрылой птицы, которая издает призывные ("громовые") крики, что соответствует образу Ярославны, взошедшей на стену Путивля, чтобы на изломе своей судьбы выплакать свое неизбывное горе и вместе с тем призвать языческие божественные силы к ответу за то, что они отказали русскому войску в помощи.
В то же время шумерские слова zà(g) — символ, zag - красить, окрашивать и za — драгоценный камень могут быть ассоциативно связаны с движением небесных светил по небосводу, что соответствует осмыслению образа zag — птицы в качестве солярного и лунного символов. В таком случае Ярославна, поднявшись ранней порою (на границе темной ночи и светлого дня) на городскую стену Путивля, в образе своеобразной «лунной птицы» призывала князя Игоря «взойти» над Русской землей наподобие восхода Солнца, чтобы не нарушился «порядок вещей», что соответствует раннему крику петуха, «пробуждающего» дневное светило, и призывному крику кукушки на рассвете в период брачных игр. Главное здесь — это связь звука, в том числе и щебетанья птиц, с началом дня и началом жизни, что соответствует шумерским словам zi – жизнь, дыхание, горло, zi — щебетать, чирикать, ga – птица, ziga 'призыв', zi(g) — подниматься, приходить в возбуждение, призывать и zaḫ — беспокоиться, переживать, šà(g) — сердце, нутро, а также zi-šà 'дыхание жизни', в то время как za - (драгоценный) камень, zà(g) - знак владения, символ и zà(g) (zag) — внешний край, граница, рубеж определяют ясный и понятный мир Ярославны в отличие от мира скрытого степного пространства, что вместе создают эффект мерцания, или сверкания, свойственный небесным светилам и драгоценным камням, а также светлой человеческой внешности Ярославны в отличие от скрытого состояния ее души.
Дополнительные шумерские слова zagša (zag-ša) — крепость, могущество, стойкость, zagša — враждебный, zag-še si — служить, zag-še tuku — быть быстрым, zagšu — средство маркировки и zagsi — бок, сторона можно сравнить с названием «зегзица», которое по совокупности значений может принадлежать сказочной Жар-птице, воплощающей в себе как светлое, так и враждебное (темное) начала. В таком случае смысл обращения Ярославны в зегзицу, чтобы улететь на край видимого ею мира, можно сопоставить с перенесением Жар-птицей героя сказки в Тридевятое царство (иная, или потусторонняя, страна). У китайцев так называемая Красная птица стала символом неба, ассоциируясь при этом с красным цветом и югом.
Любопытно, что «Энциклопедия династии Сун «Мэн си би тань» («Записи бесед в Мэнси») так описывает образ Красной Птицы: «Знаками четырех сторон являются Зеленый Дракон, Белый Тигр, Красная Птица и животное, сочетающее в себе черепаху и змею, из которых только Красная Птица неизвестна....» Вот вам и птица незнаема.
Из сказок известно, что Жар-птица находилась в Тридевятом царстве, тридесятом государстве в саду Царь-девицы, что позволяет отнести ее к не нашему миру и одновременно связать с языческими мотивами плача Ярославны, несмотря на то, что сама Ярославна, судя по всему, была не язычницей, а христианкой. В то же время упоминание о том, что Красная Птица – прежде всего символ стороны света в китайской культуре, соответствует шумерским словам zagsi — бок, сторона и zag — сторона, край, граница, а также русск. «зига» - сторона, грань и PIE *sekʷ – следовать, проходить, идти за, sik — течение, направление.
Более того, слова «Образ Красной Птицы не является реально существующим – появление данного образа восходит к поклонению птицам предками неолитического Китая. В древние времена, поскольку сбор урожая зависел от солнца, предки благоговели перед ним, и слияние образа птицы с солнцем было важным символом первобытного общества», опять же, сочетаются со словами «птица незнаема», сказанными по отношению к зегзице. Следует также уточнить, что слова «созвездия (Колодец, Демон, Ива, Звезда, Раскрытая сеть, Крыло, Телега) на Юге образуют форму птицы, которая известна как Красная птица» позволяют придать этой мифической птице, присутствующей в «светлом» и «темном» мирах, черты эзотерического Черного Солнца, которое мифологически существует в потустороннем мире наравне с Жар-птицей и, вероятно, птицей — зегзицей. Возможно, это один и тот же триединый образ.
Использована статья Чжан Шанхэ «Образ Красной Птицы в китайской культуре и фольклоре».
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть пятая
В этой части исследования для определения слова «зегзица» будем использовать вавилоно-ассирийские слова, взятые из Babylonisch-Assyrisches Glossar (автор Carl Bezold), которые во многом совпадают со схожими словами из Древнетюркского словаря.
При этом возьмем за основу праславянское слово *žеg(ъ)zа (или *zogzъ) с согласными «zgz», которое по устоявшемуся в этимологии мнению имитировало крик некой птицы. Однако в процессе исследования необходимо учитывать ту обстановку, на фоне которой упоминалась птица зегзица, а именно: страстную мольбу Ярославны, которая хотела вернуть пропавшего мужа князя Игоря и в то же время обвиняла языческие высшие силы в отсутствии помощи русскому войску, что соответствует вавилоно-ассирийским словам seḫū - жаловаться и ṣāḫu — взывать, молиться вместе со словами — дуплетами seḫū — возмущаться и ṣāḫu — жаждать, страстно желать. Сюда же можно добавить древнетюркские слова saɣïn- 'желать, хотеть, задумывать', sïɣïn – укрываться, взывать о помощи, sïɣït – рыдание, плач и куманские (половецкие) sagış — намерение, замысел, sïγït - скорбь.
Необходимо также указать на то, что Ярославна в этот момент находилась на высокой стене крепости - укрытия, а ее муж, светлый князь, был в плену (или в своего рода темнице) у половцев,- то есть занимал не соответствующее его рангу положение. Этим он напоминал закатившееся за горизонт благородное солнце, которое вначале стояло высоко в небе, а затем исчезло из глаз плачущей Ярославны, оказавшись в «плену» ночной тьмы, что соответствует вавилоно-ассирийским словам ṣēḫiš – дивный, чудесный, замечательный, šaqīṣ - высокий, возвышающийся, необыкновенный и в то же время šaqšu — уничтоженный, разбитый, šaqṣu (šeqṣu) — пятнистый, запачканный, оскверненный. Тем не менее во всех этих словах был заложен смысл сияния или сверкания, присутствующий в слове šaqū - благородный, высокопоставленный.
С этими вавилоно-ассирийскими словами можно сравнить древнетюркские слова saɣ – здоровый, благополучный, хороший, чистый, saq - внимательный, чуткий и saqïz - пятна на одежде, а также куманские (половецкие) слова sag — здоровый и saγa — ты, что в качестве личного обращения указывает на появление самости, когда происходит выделение из детства и в молодом существе начинают видеть не ребенка, а личность, способную носить оружие, заниматься сельхозработами, отращивать бороду, щегольски одеваться и жертвовать собой ради общего блага, что соответствует куманским (половецким) словам saγït — оружие, орудие, доспехи и saqa [sɑkɑ] — щегол, saqal [sɑchɑl] борода. При этом необходимо учитывать ассоциацию щегла (возможно, из-за кроваво-красной головы) со страданием и духовностью,что можно отнести к основной теме произведения "Слово о полку Игореве", автор которого призывал бравировавших удалью и бесшабашностью древнерусских князей объединиться перед лицом внешней угрозы.
Обратите также внимание на куманский (половецкий) элемент saγïša- 'задумывать, замышлять', потому что с началом зрелого возраста, соответствующего стоянию солнца на вершине неба, человек должен обрести не только здоровье и красоту тела, но и зрелые мысли о своем дальнейшем существовании. Однако куманское (половецкое) saγsïz — нездоровый, больной, бессильный в сопоставлении с sagış — намерение, замысел и saγïša- 'задумывать, замышлять' предупреждает о свойстве молодежи увлекаться невыполнимыми желаниями и терять из-за этого голову, что и создает ощущение блеска (а не ровного света), сравнимого с сердечной аритмией или с сильным душевным волнением. Поэтому префикс -sïz указывает на отсутствие целостности образа, а префиксы -ış и ïša можно сопоставить с куманскими (половецкими) словами isi — горячий и iš — работа, дело, нужда, необходимость. Несмотря на свой достаточно зрелый возраст князь Игорь, замысливший неподготовленный поход на половцев с целью добиться славы, судя по всему, обладал такой же неустойчивой психикой, связанной с горячностью характера, как и в период своего взросления,- то есть он как бы «мерцал» или светился неровным светом, создавая некую «пестроту» своего образа. Но ровно также «мерцала» и Ярославна — зегзица в силу сложившегося в те времена двоеверия, когда христианство, воспринимавшее себя как "свет", и язычество, воспринимаемое христианством как "тьма", существовали одновременно друг с другом и могли уживаться в одном и том же человеке.
Поэтому отметим и то, что, несмотря на сопоставление лингвистами праславянского *žеg(ъ)zа с литов. gegužė — кукушка, необходимо в наибольшей степени учитывать литовское слово gegužas — пестрый,- то есть разноцветный или пятнистый, что позволяет сравнить с ним, а значит и со словом «зегзица», вавилоно-ассирийские слова šaqṣu (šeqṣu) — пятнистый и šaqāṣu — пятнистый, быть нечистым, тем более что кукушка имеет пестрое оперение. Сюда же нужно отнести и др.-тюрк. saqïz - пятна на одежде, а также куманское (половецкое) sagak — заря, рассвет, которые отличаются мерцающим светом.
Более того, вавилоно-ассирийское слово šaqṣu — пятнистый, запачканный, оскверненный имеет еще одно значение, которое переводится нем. Greuel (die im Astrologischen Werk prophezeit werden), означающим какие-то ужасы или наказание бесчестием (предсказанные в астрологическом труде). В таком случае слово šaqṣu (šeqṣu) ассоциативно соответствует солнечному затмению, случившемуся во время похода князя Игоря на половцев, которое воспринималось русскими людьми как дурное предзнаменование. Несмотря на это, было принято неоправданное решение двигаться дальше, что привело к поражению русских воинов и к потере Игорем княжеской чести. В какой-то мере эту честь можно было восстановить в результате побега, чего подспудно желала Ярославна, обращаясь за помощью к языческим силам: Солнцу, Ветру и Днепру.
В таком случае вавилоно-ассирийские слова šēḫu - медное изделие, šēḫu – видение, образ и šīḫu — высокий можно образно отнести к поднимающемуся высоко в небо солнцу, šēḫu – дыхание, дуновение, дух, seḫū - создавать беспорядок, возмущаться и saḫū (seḫū) - беспорядочный, запутанный, полный противоречий можно отнести к буйному и ничем не управляемому ветру, а значения šēqū (šaqū) — напоить, насыщать, пропитывать, опрыскивать, орошать в первую очередь можно образно отнести к реке Днепр, хотя солнце также поливает землю лучами, а ветер приносит дождевые тучи. Общие же их характеристики определяются словами šēqu – движущийся и sūqu — путь, дорога, направление. Но эти же значения свойственны и мыслям Ярославны, которая во время своего плача в богатом княжеском убранстве стояла наподобие поднимающегося солнца на вершине крепости, возмущалась действиями ветра и желала полететь зегзицей, чтобы омыть речною водой раны любимого мужа.
То есть в определенном смысле она «кичилась» в соответствии с древнерусским словом «кычитися» - быть высокомерным, горделиво превозноситься, что накладывает на ее образ элемент противостояния христианства и язычества. Поэтому, с одной стороны уподобляясь поднявшейся в небо неведомой христианскому миру птице зегзице, а с другой стороны уподобляясь жрецу солнца, поднявшемуся на вершину холма для совершения языческих обрядов, да еще обращаясь к языческим силам и принижая этим христианские традиции, Ярославна кычет,- то есть произносит непонятные языческие заклинания, а не говорит или кричит, как положено обычной женщине — христианке. Хотя при этом употребляется и слово «рече», но уже от имени Ярославны.
К вышеприведенным словам можно добавить и такие вавилоно-ассирийские слова, где вместо s (в разных вариантах) присутствует z, а именно: zakū - стать чистым, свободным, сияющим, zakū — чистый, непорочный, незапятнанный, ясный, отчетливый, внятный и zikū — чистый, непорочный, истинный, ясный, которые можно отнести к зигзагу сверкающей молнии, к светлому солнцу, в течение дня меняющему свое направление, или же к освободившемуся от тьмы пленения и поэтому изменившему свою судьбу светлому князю, а также к светлому образу самой Ярославны, несмотря на совершенные ею «темные» (то есть неведомые для непосвященных) языческие обряды, в то время как вавилоно-ассирийские слова zāqu (нем. Jagen) - мчаться, преследовать, дуть, стремительное перемещение и zīqu (pl. zīqāti) – шторм, вихрь, шквал, буря можно отнести к божественному проявлению ветра или же к отчаянной схватке русских войск с половцами, а также к просьбе Ярославны к Днепру не мешать ее мужу вернуться домой, то есть утихомирить свои волны. Можно это отнести и к возбужденному состоянию самой Ярославны, если использовать метод ассоциации.
С учетом санскр. śakuna — птица, хороший знак, доброе предзнаменование укажем на санскр. śákā — тип птицы с приведенным предположением, что это, возможно, цапля, которая, как и сокол, является солярной птицей. При этом в Египте цапля — это не только символ восходящего Солнца, но и прообраз птицы Бенну (аналог Феникса), символизирующей возрождение (условно «из грязи обратно в князи»). В то же время в китайской и японской символике белая цапля и черная ворона образуют противопоставление ян и инь, света и тьмы, мужчины и женщины, что каким-то образом могло отразиться на облике зегзицы в качестве аналогов светлого и черного Солнца или же светлого мужского начала (дневное Солнце) и темного женского (Луна). При этом санскритский префикс śak- 'иметь, мочь, знать, быть в состоянии, помогать, способствовать, передвигаться' и слово śácī с теми же значениями могли бы определять удвоенные сакральные возможности некой неведомой птицы зегзицы, на что указывает вавилоно-ассирийское слово šiqšu - существующий в паре, чему явно не соответствует кукушка, хотя эта птица и подходит для того, чтобы показать «безмужнее» положение Ярославны. Можно предположить и то, что элементы śákā и śak- несут в себе значение сакральной связи наподобие санскритских слов śākh - охватывать, проникать и sakhа – тот, кто сочувствует, друг, подруга, а также śak — быть сильным и выносливым, śāka — сильный, готовый помочь и saka – он, тот, она, та.
Очень любопытны и другие вавилоно-ассирийские слова zūqu — половина и zīqu - обязательство женщины перед мужчиной, которая в образе Ярославны была призвана успокоить душевные и телесные раны своего любимого мужа, объединяясь с ним в единое целое. Можно даже сказать, что в эпизоде плача Ярославны произошла смена символики Игоря - солнца (светлое мужское начало), движущегося к удаленной от него земле (темное женское начало), на символику Ярославны — зегзицы, которая хотела бы полететь к плененному чужой землей и поэтому опозоренному мужу, чтобы возродить его в новом качестве и на своей земле, совершив при этом определенный цикл условной смерти и возрождения. Не случайно же в прошлые времена человек, надолго ушедший в чужие земли, воспринимался как мертвый, что, кстати, могло относиться и к гулящему парню, не приносящему никакой пользы своему роду.
Если же мы учтем, возможно, не случайную связь праславянского слова *žеg(ъ)zа (или *zogzъ) — (неведомая) птица и урумского слова «зерзе» 'какая-то птица', сопоставив эти слова с вавилоно-ассир. ṣerku - длинноногая птица, куман. (полов.) sar – коршун, тюрк. sar – сарыч, ястреб, канюк, коршун, сокол, лунь, осман. sâr- скворец и крымско-татар. «серче» - воробей, то увидим возможность добавить к этим словам куманские (половецкие) слова sari – желтый, сторона, направление и sergek (saχt) - бдительный, настороженный, а также санскр. sūr(a) — солнце, крымско-тат. ser — голова, глава, главный, и др.-тюрк. sära’ — земля, потому что поднявшийся в небо коршун наподобие солнца и правителя внимательно следит за окружающей обстановкой на земле, которая входит в некий обережный круг, связанный с вавилоно-ассирийскими словами sa'ru (sāru, šāru) - кольцо, круг, цикл, период (круг сансары, или перерождений) и sēru (sēr) — ограда, сетка, стена, к которым можно добавить др.-тюрк. sïčï — граница, рубеж.
При этом самая высшая граница связана не только с предельной высотой, на которую может подняться взрослая птица, но и с точкой зенита, которую пересекает «вращающееся» вокруг Земли Солнце, что соответствует др.-тюрк. saru- 'обвиваться, обматываться' и вавилоно-ассирийским словам sēru — окружать, ṣēru - стать возвышенным (например, по отношению к ṣēru - поле, равнина, пустыня, степь) и šēru - достигать пика роста, созревать, šarū – зрелый. Отдельно следует указать на то, что любая летающая птица имеет ассоциативную связь не только с землей, но и с солнцем, небом, ветром и свободой. Это могло наложить свой отпечаток на историю князя Игоря, который после своего захода за горизонт не без помощи мрачно-светлого духовного посыла Ярославны — зегзицы, сравнимого с вавилоно-ассирийскими словами siqziqqu — вихрь и zeḫzeḫi — вечерние сумерки, сумрак, рассвет, быстро бежал из заточения на чужой земле и обрел желанную свободу, «возродившись» на своем княжеском и по определению "светлом" престоле.
При этом возьмем за основу праславянское слово *žеg(ъ)zа (или *zogzъ) с согласными «zgz», которое по устоявшемуся в этимологии мнению имитировало крик некой птицы. Однако в процессе исследования необходимо учитывать ту обстановку, на фоне которой упоминалась птица зегзица, а именно: страстную мольбу Ярославны, которая хотела вернуть пропавшего мужа князя Игоря и в то же время обвиняла языческие высшие силы в отсутствии помощи русскому войску, что соответствует вавилоно-ассирийским словам seḫū - жаловаться и ṣāḫu — взывать, молиться вместе со словами — дуплетами seḫū — возмущаться и ṣāḫu — жаждать, страстно желать. Сюда же можно добавить древнетюркские слова saɣïn- 'желать, хотеть, задумывать', sïɣïn – укрываться, взывать о помощи, sïɣït – рыдание, плач и куманские (половецкие) sagış — намерение, замысел, sïγït - скорбь.
Необходимо также указать на то, что Ярославна в этот момент находилась на высокой стене крепости - укрытия, а ее муж, светлый князь, был в плену (или в своего рода темнице) у половцев,- то есть занимал не соответствующее его рангу положение. Этим он напоминал закатившееся за горизонт благородное солнце, которое вначале стояло высоко в небе, а затем исчезло из глаз плачущей Ярославны, оказавшись в «плену» ночной тьмы, что соответствует вавилоно-ассирийским словам ṣēḫiš – дивный, чудесный, замечательный, šaqīṣ - высокий, возвышающийся, необыкновенный и в то же время šaqšu — уничтоженный, разбитый, šaqṣu (šeqṣu) — пятнистый, запачканный, оскверненный. Тем не менее во всех этих словах был заложен смысл сияния или сверкания, присутствующий в слове šaqū - благородный, высокопоставленный.
С этими вавилоно-ассирийскими словами можно сравнить древнетюркские слова saɣ – здоровый, благополучный, хороший, чистый, saq - внимательный, чуткий и saqïz - пятна на одежде, а также куманские (половецкие) слова sag — здоровый и saγa — ты, что в качестве личного обращения указывает на появление самости, когда происходит выделение из детства и в молодом существе начинают видеть не ребенка, а личность, способную носить оружие, заниматься сельхозработами, отращивать бороду, щегольски одеваться и жертвовать собой ради общего блага, что соответствует куманским (половецким) словам saγït — оружие, орудие, доспехи и saqa [sɑkɑ] — щегол, saqal [sɑchɑl] борода. При этом необходимо учитывать ассоциацию щегла (возможно, из-за кроваво-красной головы) со страданием и духовностью,что можно отнести к основной теме произведения "Слово о полку Игореве", автор которого призывал бравировавших удалью и бесшабашностью древнерусских князей объединиться перед лицом внешней угрозы.
Обратите также внимание на куманский (половецкий) элемент saγïša- 'задумывать, замышлять', потому что с началом зрелого возраста, соответствующего стоянию солнца на вершине неба, человек должен обрести не только здоровье и красоту тела, но и зрелые мысли о своем дальнейшем существовании. Однако куманское (половецкое) saγsïz — нездоровый, больной, бессильный в сопоставлении с sagış — намерение, замысел и saγïša- 'задумывать, замышлять' предупреждает о свойстве молодежи увлекаться невыполнимыми желаниями и терять из-за этого голову, что и создает ощущение блеска (а не ровного света), сравнимого с сердечной аритмией или с сильным душевным волнением. Поэтому префикс -sïz указывает на отсутствие целостности образа, а префиксы -ış и ïša можно сопоставить с куманскими (половецкими) словами isi — горячий и iš — работа, дело, нужда, необходимость. Несмотря на свой достаточно зрелый возраст князь Игорь, замысливший неподготовленный поход на половцев с целью добиться славы, судя по всему, обладал такой же неустойчивой психикой, связанной с горячностью характера, как и в период своего взросления,- то есть он как бы «мерцал» или светился неровным светом, создавая некую «пестроту» своего образа. Но ровно также «мерцала» и Ярославна — зегзица в силу сложившегося в те времена двоеверия, когда христианство, воспринимавшее себя как "свет", и язычество, воспринимаемое христианством как "тьма", существовали одновременно друг с другом и могли уживаться в одном и том же человеке.
Поэтому отметим и то, что, несмотря на сопоставление лингвистами праславянского *žеg(ъ)zа с литов. gegužė — кукушка, необходимо в наибольшей степени учитывать литовское слово gegužas — пестрый,- то есть разноцветный или пятнистый, что позволяет сравнить с ним, а значит и со словом «зегзица», вавилоно-ассирийские слова šaqṣu (šeqṣu) — пятнистый и šaqāṣu — пятнистый, быть нечистым, тем более что кукушка имеет пестрое оперение. Сюда же нужно отнести и др.-тюрк. saqïz - пятна на одежде, а также куманское (половецкое) sagak — заря, рассвет, которые отличаются мерцающим светом.
Более того, вавилоно-ассирийское слово šaqṣu — пятнистый, запачканный, оскверненный имеет еще одно значение, которое переводится нем. Greuel (die im Astrologischen Werk prophezeit werden), означающим какие-то ужасы или наказание бесчестием (предсказанные в астрологическом труде). В таком случае слово šaqṣu (šeqṣu) ассоциативно соответствует солнечному затмению, случившемуся во время похода князя Игоря на половцев, которое воспринималось русскими людьми как дурное предзнаменование. Несмотря на это, было принято неоправданное решение двигаться дальше, что привело к поражению русских воинов и к потере Игорем княжеской чести. В какой-то мере эту честь можно было восстановить в результате побега, чего подспудно желала Ярославна, обращаясь за помощью к языческим силам: Солнцу, Ветру и Днепру.
В таком случае вавилоно-ассирийские слова šēḫu - медное изделие, šēḫu – видение, образ и šīḫu — высокий можно образно отнести к поднимающемуся высоко в небо солнцу, šēḫu – дыхание, дуновение, дух, seḫū - создавать беспорядок, возмущаться и saḫū (seḫū) - беспорядочный, запутанный, полный противоречий можно отнести к буйному и ничем не управляемому ветру, а значения šēqū (šaqū) — напоить, насыщать, пропитывать, опрыскивать, орошать в первую очередь можно образно отнести к реке Днепр, хотя солнце также поливает землю лучами, а ветер приносит дождевые тучи. Общие же их характеристики определяются словами šēqu – движущийся и sūqu — путь, дорога, направление. Но эти же значения свойственны и мыслям Ярославны, которая во время своего плача в богатом княжеском убранстве стояла наподобие поднимающегося солнца на вершине крепости, возмущалась действиями ветра и желала полететь зегзицей, чтобы омыть речною водой раны любимого мужа.
То есть в определенном смысле она «кичилась» в соответствии с древнерусским словом «кычитися» - быть высокомерным, горделиво превозноситься, что накладывает на ее образ элемент противостояния христианства и язычества. Поэтому, с одной стороны уподобляясь поднявшейся в небо неведомой христианскому миру птице зегзице, а с другой стороны уподобляясь жрецу солнца, поднявшемуся на вершину холма для совершения языческих обрядов, да еще обращаясь к языческим силам и принижая этим христианские традиции, Ярославна кычет,- то есть произносит непонятные языческие заклинания, а не говорит или кричит, как положено обычной женщине — христианке. Хотя при этом употребляется и слово «рече», но уже от имени Ярославны.
К вышеприведенным словам можно добавить и такие вавилоно-ассирийские слова, где вместо s (в разных вариантах) присутствует z, а именно: zakū - стать чистым, свободным, сияющим, zakū — чистый, непорочный, незапятнанный, ясный, отчетливый, внятный и zikū — чистый, непорочный, истинный, ясный, которые можно отнести к зигзагу сверкающей молнии, к светлому солнцу, в течение дня меняющему свое направление, или же к освободившемуся от тьмы пленения и поэтому изменившему свою судьбу светлому князю, а также к светлому образу самой Ярославны, несмотря на совершенные ею «темные» (то есть неведомые для непосвященных) языческие обряды, в то время как вавилоно-ассирийские слова zāqu (нем. Jagen) - мчаться, преследовать, дуть, стремительное перемещение и zīqu (pl. zīqāti) – шторм, вихрь, шквал, буря можно отнести к божественному проявлению ветра или же к отчаянной схватке русских войск с половцами, а также к просьбе Ярославны к Днепру не мешать ее мужу вернуться домой, то есть утихомирить свои волны. Можно это отнести и к возбужденному состоянию самой Ярославны, если использовать метод ассоциации.
С учетом санскр. śakuna — птица, хороший знак, доброе предзнаменование укажем на санскр. śákā — тип птицы с приведенным предположением, что это, возможно, цапля, которая, как и сокол, является солярной птицей. При этом в Египте цапля — это не только символ восходящего Солнца, но и прообраз птицы Бенну (аналог Феникса), символизирующей возрождение (условно «из грязи обратно в князи»). В то же время в китайской и японской символике белая цапля и черная ворона образуют противопоставление ян и инь, света и тьмы, мужчины и женщины, что каким-то образом могло отразиться на облике зегзицы в качестве аналогов светлого и черного Солнца или же светлого мужского начала (дневное Солнце) и темного женского (Луна). При этом санскритский префикс śak- 'иметь, мочь, знать, быть в состоянии, помогать, способствовать, передвигаться' и слово śácī с теми же значениями могли бы определять удвоенные сакральные возможности некой неведомой птицы зегзицы, на что указывает вавилоно-ассирийское слово šiqšu - существующий в паре, чему явно не соответствует кукушка, хотя эта птица и подходит для того, чтобы показать «безмужнее» положение Ярославны. Можно предположить и то, что элементы śákā и śak- несут в себе значение сакральной связи наподобие санскритских слов śākh - охватывать, проникать и sakhа – тот, кто сочувствует, друг, подруга, а также śak — быть сильным и выносливым, śāka — сильный, готовый помочь и saka – он, тот, она, та.
Очень любопытны и другие вавилоно-ассирийские слова zūqu — половина и zīqu - обязательство женщины перед мужчиной, которая в образе Ярославны была призвана успокоить душевные и телесные раны своего любимого мужа, объединяясь с ним в единое целое. Можно даже сказать, что в эпизоде плача Ярославны произошла смена символики Игоря - солнца (светлое мужское начало), движущегося к удаленной от него земле (темное женское начало), на символику Ярославны — зегзицы, которая хотела бы полететь к плененному чужой землей и поэтому опозоренному мужу, чтобы возродить его в новом качестве и на своей земле, совершив при этом определенный цикл условной смерти и возрождения. Не случайно же в прошлые времена человек, надолго ушедший в чужие земли, воспринимался как мертвый, что, кстати, могло относиться и к гулящему парню, не приносящему никакой пользы своему роду.
Если же мы учтем, возможно, не случайную связь праславянского слова *žеg(ъ)zа (или *zogzъ) — (неведомая) птица и урумского слова «зерзе» 'какая-то птица', сопоставив эти слова с вавилоно-ассир. ṣerku - длинноногая птица, куман. (полов.) sar – коршун, тюрк. sar – сарыч, ястреб, канюк, коршун, сокол, лунь, осман. sâr- скворец и крымско-татар. «серче» - воробей, то увидим возможность добавить к этим словам куманские (половецкие) слова sari – желтый, сторона, направление и sergek (saχt) - бдительный, настороженный, а также санскр. sūr(a) — солнце, крымско-тат. ser — голова, глава, главный, и др.-тюрк. sära’ — земля, потому что поднявшийся в небо коршун наподобие солнца и правителя внимательно следит за окружающей обстановкой на земле, которая входит в некий обережный круг, связанный с вавилоно-ассирийскими словами sa'ru (sāru, šāru) - кольцо, круг, цикл, период (круг сансары, или перерождений) и sēru (sēr) — ограда, сетка, стена, к которым можно добавить др.-тюрк. sïčï — граница, рубеж.
При этом самая высшая граница связана не только с предельной высотой, на которую может подняться взрослая птица, но и с точкой зенита, которую пересекает «вращающееся» вокруг Земли Солнце, что соответствует др.-тюрк. saru- 'обвиваться, обматываться' и вавилоно-ассирийским словам sēru — окружать, ṣēru - стать возвышенным (например, по отношению к ṣēru - поле, равнина, пустыня, степь) и šēru - достигать пика роста, созревать, šarū – зрелый. Отдельно следует указать на то, что любая летающая птица имеет ассоциативную связь не только с землей, но и с солнцем, небом, ветром и свободой. Это могло наложить свой отпечаток на историю князя Игоря, который после своего захода за горизонт не без помощи мрачно-светлого духовного посыла Ярославны — зегзицы, сравнимого с вавилоно-ассирийскими словами siqziqqu — вихрь и zeḫzeḫi — вечерние сумерки, сумрак, рассвет, быстро бежал из заточения на чужой земле и обрел желанную свободу, «возродившись» на своем княжеском и по определению "светлом" престоле.
-
Алистейн
- Сообщения: 280
- Зарегистрирован: 08 дек 2021, 00:28
- Благодарил (а): 56 раз
- Поблагодарили: 83 раза
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 1
Уже почти два с половиной века российские ученые терзают бедное "Слово", но воз и ныне там. Возникает вопрос: если единственное вполне понятное слово может быть объяснено только с помощью многотомного опуса, то сколько еще можно исписать "научных" томов, чтобы расшифровать прочие не вполне понятные слова из поэмы? Скажем, такое как "кнес"?marmazov писал(а): ↑10 авг 2025, 09:35 Это могло наложить свой отпечаток на историю князя Игоря, который после своего захода за горизонт не без помощи мрачно-светлого духовного посыла Ярославны — зегзицы, сравнимого с вавилоно-ассирийскими словами siqziqqu — вихрь и zeḫzeḫi — вечерние сумерки, сумрак, рассвет, быстро бежал из заточения на чужой земле и обрел желанную свободу, «возродившись» на своем княжеском и по определению "светлом" престоле.
Академик Д.С. Лихачев предлагал разбирать крыши домов и выволакивать через дыру в кровле вручную усопшего наружу, а затем на зимних санях волочить его то ли прямиком на кладбище, толи вначале в храм. Какие еще версии могут быть по данному вопросу?
Что там по поводу данного словечка имели сказать вавилоно-ассиряне или куманы?
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 1
Когда в отрицательном комментарии на статью есть хоть какая-то полезная для ее автора информация, то и сам отрицательный комментарий чрезвычайно полезен, так как он позволяет зацепиться за эту информацию и дать развернутый ответ. Увы, но в данном случае ваше сообщение для меня совершенно бесполезно касательно темы данной статьи.
-
Алистейн
- Сообщения: 280
- Зарегистрирован: 08 дек 2021, 00:28
- Благодарил (а): 56 раз
- Поблагодарили: 83 раза
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 1
Совершенно с Вами согласен!
Потому как рассуждения про "зегзицу" и ее "кыч" не имеет никакого отношения к смыслу того, о чем далекий автор пытался рассказать в поэме своим потомкам про события конца 12 века.
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть шестая
Исследуя возможный смысл русского слова «зегзица», нельзя обойти вниманием немецкие слова sechs — шесть, sechzig — шестьдесят и sechzehn — шестнадцать. Можно предположить, что число 16 относится к периоду переходного возраста, когда в юном существе окончательно оформляются жизненные силы, или жизненный дух, а в 60 лет эти силы начинают покидать человека и у него уже не хватает духа, чтобы вести полноценную жизнь. Не зря же число 60 долгое время было связано с периодом выхода на пенсию, а англ. sixteen – шестнадцать содержит элемент teen, который присутствует и в английском слове teenager — подросток, тинейджер.
В этот момент, предшествующий совершеннолетию, начинается подготовка к созданию человеческой пары, оформляемой в виде сакральной шестиконечной звезды (гексаграммы), которая представляет из себя гармоничное наложение двух равносторонних треугольников. При этом «мужской» треугольник острием вверх обозначает духовное устремление, которое можно сравнить со стремлением к власти, а «женский» треугольник острием вниз обозначает женское начало со своими бытовыми (материальными) запросами.
Переходной подростковый возраст начинается с десяти лет, что связывает элемент teen с англ. ten — десять и с нем. zehn — десять, в то время как элемент age в английском слове teenager означает «возраст». В этом десятилетнем возрасте появляется мальчуковая самость, пробужденная пока еще слабой игрой гормонов и связанная с оживлением полового органа (духа),- не случайно же существует сленговое слово «вдуть» - совершить половой акт, да и санскр. duh - исполнять (желание), наслаждаться, сцеживать (сому), приносить (плоды), причинять боль, жертвовать по ассоциации можно отнести к любовному соитию. Но вместе с такой возможностью взбудораженный тинейджер — подросток приобретает не совсем приятные черты характера, определяемые англ. teen — горе, страдание, раздражение, гнев, злоба, что, тем не менее, соответствует выражению «попасть в десятку»,- то есть приблизиться к статусу полноценного и поэтому по-настоящему живого человека.
Поэтому санскритское слово daśan (daśa-) — десять фонетически схоже с санскр. daśā — условия и период жизни, участь, доля, причем значения dāsa — злой демон, раб и dāśa — рыбак, моряк можно отнести к молодому возрасту, когда подросший самец начинает уходить на «рыбалку» с целью подцепить какую-нибудь сговорчивую девушку. Естественно, что при этом он попадает в рабство своих по большому счету темных страстей.
Важнейший для него статус (взрослого) человека подросток получал после успешного прохождения инициации, во время которой происходило усмирение его животных чувств, появляющихся из-за внезапного превращения невинного ребенка в необузданного «зверя», подлежащего обрядовой инициации. Такой сакральный молодой «зверь» у европейских народов мог иметь личину волка или медведя, что никак не отменяет связи значений английского слова teeny - подросток, крохотный, крошечный, притом что значения «крохотный, крошечный» имеют ассоциативное схождение с казахским словом тиын — копейка, восходящим к прототюрк. tegin – белка, которая обладает не только маленькими размерами, но и быстротой передвижения.
В таком случае древнерусское название белки «виверица» можно сравнить с латинским словом vīvĕre – быть живым, то есть быстро передвигаться,- потому что быстрое движение связано с понятием живости. При этом данный зверек, да еще размещенный во вращаемое им колесо, сам по себе напоминает крутящийся рыжий «диск», образно связанный с вращающимися вокруг земли солнцем (кажущееся вращение) или луной (реальное вращение), которые способны за один день или ночь «пробежать» огромное расстояние. В то же время необходимо обратить внимание как на древнюю оплату беличьими шкурками в качестве малой денежной единицы, так и на символику белки в качестве посредника между «низом» и «верхом», которые, в свою очередь, имеют символику волка и орла. То есть белка — это символ срединного мира, в котором живет и сам человек. Но ровно также подросток и юноша находятся посередине между детским и взрослым состояниями организма.
Если же вспомнить об образе жениха — мертвеца, приходящего из потустороннего мира, то проясняется смысл обозначения холостого дружки жениха в качестве волка, но в то же время наименование девушкой молодого ухажера орлом или соколом позволяет видеть в белке молодую зазнобу, живущую как светлыми, так и темными, трепетными страстями, за которую в случае сватовства вносилась определенная плата (калым) и которая сама по себе могла быть платой в случае заключение союза между родами. Любопытно, что связь белки — девушки и тиына — маленькой копейки соответствует фонетической связи санскритских слов kanā — девочка, девушка и kana – крупица, зерно, искра, мелочь, пустяк. Однако из-за этой маленькой искры в мужском сердце может разгореться великое пламя, да и сама искра может превратиться в бушующий огонь.
Поэтому немецкие слова sechzehn — шестнадцать и sechzig — шестьдесят, определяющие стремление молодого парня и отчасти уже утратившего силу старика к девушкам, очевидным образом связаны с английским словом sex - секс, что подтверждается сопоставлением элемента sech в словах sechzehn и sechzig с немецким словом sech — резец, отрез, косарь и со ср.-англ. seche – просить, стремиться, искать, находить, к которым можно добавить санскритские слова sakha – связанный с, друг, товарищ и sakhī — подруга, женщина, которая кому-то сочувствует, притом что нем. sechs — шесть и англ. six — шесть могут определять направления по четырем сторонам света и направления вверх и вниз, что означает свободные передвижения вырвавшегося на волю светлого мужского начала и свободное распространение дневного света, а применительно к желанию Ярославны вернуть себе мужа означает духовный посыл (сгусток духовной энергии), способствовавший успешному побегу князя Игоря из плена и последующему возвращению на княжеский престол.
Более того, среднеанглийские слова sex, sax и six являются синонимами, имея общее значение, связанное с латинскими словами sex – шесть и, соответственно, sexŭs – пол (мужской и женский). Кроме этого считается, что латин. sex — шесть , фонетически связанное с англ. sex — пол (женский или мужской), произошло от PIE корня *seks — шесть, с которым фонетически схоже слово «секс». Учитывая тождественность элементов «то» и «сё» в выражении «то да сё», со словом «секс» можно сопоставить слово «секта», чьи значения объединяет смысл уединенности или отдельности, связанный с латин. seco — разделять. К этим словам можно добавить и санскритские слова sakṣa — всепоглощающий, подавляющий и sakta — соединенный, приклеившийся,- в том числе под воздействием сильного стремления, а также sakha — связанный с, сопровождаемый, друг, товарищ. Смысл здесь в том, что, соединяясь с кем-то, человеческая особь отделяется от других, в том числе и создавая любовный союз. Для этого она перемещается из одного условного места в другое, что соответствует санскритским словам śak — быть энергичным, годным и sek — идти, двигаться, перемещаться, а в совокупности санскр. śakta — способный, умелый, знающий, наделенный божественной энергией. То есть тот, в кого можно влюбиться или кому можно поклоняться.
Всем этим значениям полностью соответствовала Ярославна, целиком отдавшаяся языческому обряду, который мог бы помочь князю Игорю возвратиться из небытия. Можно даже утверждать, что ее восход на вершину крепости и стремительное опускание в виде птицы зегзицы (или в виде духовного посыла) на самый низ человеческого бытия, где мог находиться князь Игорь, соответствует подъему и опусканию некой волшебной «птицы», которая выступает связующим звеном между небесным миром и миром земным, а также между миром реальным и миром потусторонним.
Что же касается тюркских слов секиз/сигез — восемь, on sekiz - восемнадцать и сексен — восемьдесят, то, помимо фонетической схожести со словом «секс», они могут определять во-первых (от 8 до 80 лет) умственные границы, а во-вторых (от 18 до 80 лет) границы взрослой человеческой жизни в отличие от не совсем еще человеческого детства или уже опустошенной дряхлости. Поэтому восьмиконечная звезда (октаграмма) в орнаментах финно-угорских народов символизирует возрождение, направление, славу и свет, связанные с плодородием, а в христианстве символизирует Вифлеемскую или Рождественскую звезду, которая вела волхвов на поклонение родившемуся Христу, что, опять же, совпадает с санскритским словом sakha со значением связи, притом что упрощенная октограмма состоит из двух наложенных квадратов, каждый из которых соответствует четырем сторонам света: физического и духовного. Вопрос лишь в том, кому на самом деле шли поклоняться волхвы: ребенку - несмышленышу или уже осознающему свое предназначение подростку?
Любопытно, что сино-тибетский язык Atong сохранил слово sega с вариантом siga, имеющее смысл общения друг с другом, что сопоставимо с тибет. s̀ig-s̀ig 'прижаться друг к другу', причем значение s̀ig — вошь,- которая, между прочим, сигает (скачет),- нужно воспринимать не в прямом, а в переносном смысле,- то есть как побуждение к действию. Как тут не вспомнить о русском словосочетании «даже не почесался», относящемуся к бездеятельному человеку? При этом значения других тибетских слов s̀eg — вождь, правитель, s̀eg (s̀og) со смыслом призывания и смыслом «быть погибшим», а также s̀eg (s̀ed) – сила, напор, можно сопоставить с княжеским статусом и настойчивым обращением Ярославны к языческим богам с целью вызволить сакрально умершего князя Игоря из потустороннего мира и таким образом побудить его к возрождению.
Если же мы сопоставим тибет. s̀ig-s̀ig 'прижаться друг к другу' с уйгурскими словами ziğziq — край, граница, кромка, польза и ziġ-ziḳ 'тесный, узкий', то обнаружим у границы смысл чего-то сжимающего, к чему можно добавить древнетюркские слова sïγzïγ — скоба, скрепа, sıčı — граница, ǯıgı — частый, густой и уйгур. ziç — плотный, тесный, узкий, но в то же время, сопоставив значение тибетского слова s̀ig - вошь со значениями санскритских слов aś — питаться, наслаждаться и vaś — домогаться, страстно желать, любить, а уйгур. ziğir - лен сопоставив с символикой льна как чистоты, света, благосостояния и верности, мы обнаружим, что тибетское слово s̀ig — вошь может быть связано с уйгур. ziq — давящий, настойчивый, колкий, жгучий, что подходит к образу ненасытного молодого самца, «присосавшегося» к самке. Подтвердить это предположение можно с помощью сравнения русского слова «комар» с санскр. kamara – желающий, жаждущий, похотливый, притом что символика льна относится к уже возвышенным семейным отношениям.
Еще одно уйгурское слово şäksiz — несомненный, явный, состоящее из şäk — сомнение, неизвестность и siz — ты, siz- 'окрашивать, изображать, привлекать, просачиваться', определяет тот момент, когда темный или невидимый до этого объект начинал опознаваться. Так пришедший из других земель и наполненный плодородным «соком» парень (сравните: др.-тюрк. sıčı — граница и уйгур. ziҫ – скрытый, сокровенный, интимный, близкий) становится хорошо знакомым любовником или мужем, а невидимое ночью солнце, просачиваясь своими первыми лучами, становится хорошо видимым днем. Но в то же время "невидимые" в детстве самец или самка при своем взрослении начинают соответствовать уйгурскому слову şäxs — отдельный, личный, персональный, получая в подарок помимо сформировавшейся фигуры свое личное пространство и самость. К этим же словам нужно отнести др.-сирийск. zakzakiy 'кристально-чистый' и сирийск. zgzg — чтобы сиять, блестеть, сверкать, лучиться, где присутствует элемент мерцания, соответствующий быстрому чередованию света и мрака, что присуще искрометной юности.
Конечно, Ярославна была женщиной, а не мужчиной, но ее обуревало страстное желание вернуть себе мужа из-за сакральной границы, отделяющей жизнь от смерти, поэтому она подобно жалящему насекомому беспокоила потусторонние силы, побуждая их к необходимому для нее действию, и в то же время сама стремилась послать импульс энергии в виде птицы зегзицы, пытаясь возродить князя Игоря, вернув его из объятий смерти, наподобие того, как солнце — феникс возрождается после своего полного исчезновения в вечернем битве света и тьмы. Таким образом, можно предположить, что Ярославна не просто плакала и молилась, а совершала тайный языческий обряд, несовместимый с христианством. Возможно, что этот обряд был связан с какими-то темными магическими действиями, которые были опущены в описании плача Ярославны.
Исходя из этого, с образом молодой княгини можно сравнить образ прекрасной волшебницы Царевны Лебедь из «Сказки о царе Салтане», помогавшей герою сказки возродиться к новой жизни. Не случайно же там присутствуют и волшебная белка, и жалящие насекомые, да и сама волшебница, несмотря на свое «лебединое» прозвище, была подобна мифическому видению, связанному со светом и тьмой, на что указывают слова
«Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит».
В данном случае стоит упомянуть и о блистательной птице Сва, в которой сочетаются мотивы жизни, смерти и возрождения, а также имеется сакральное переплетение изменчивости и неизменности, способствующее преодолению любых препятствий. Необходимо отметить и то, что птица Сва дарует страждущим энергию жизни, укрепляет их силу воли и защищает от ран. При этом способность предсказывать и связь со смертными испытаниями накладывает на образ птицы Сва образы вещей птицы ворона, проводника в мир духов, и мудрой совы, символизирующей не только знание и проницательность, но и скрытую опасность из-за ночного образа жизни.
В этот момент, предшествующий совершеннолетию, начинается подготовка к созданию человеческой пары, оформляемой в виде сакральной шестиконечной звезды (гексаграммы), которая представляет из себя гармоничное наложение двух равносторонних треугольников. При этом «мужской» треугольник острием вверх обозначает духовное устремление, которое можно сравнить со стремлением к власти, а «женский» треугольник острием вниз обозначает женское начало со своими бытовыми (материальными) запросами.
Переходной подростковый возраст начинается с десяти лет, что связывает элемент teen с англ. ten — десять и с нем. zehn — десять, в то время как элемент age в английском слове teenager означает «возраст». В этом десятилетнем возрасте появляется мальчуковая самость, пробужденная пока еще слабой игрой гормонов и связанная с оживлением полового органа (духа),- не случайно же существует сленговое слово «вдуть» - совершить половой акт, да и санскр. duh - исполнять (желание), наслаждаться, сцеживать (сому), приносить (плоды), причинять боль, жертвовать по ассоциации можно отнести к любовному соитию. Но вместе с такой возможностью взбудораженный тинейджер — подросток приобретает не совсем приятные черты характера, определяемые англ. teen — горе, страдание, раздражение, гнев, злоба, что, тем не менее, соответствует выражению «попасть в десятку»,- то есть приблизиться к статусу полноценного и поэтому по-настоящему живого человека.
Поэтому санскритское слово daśan (daśa-) — десять фонетически схоже с санскр. daśā — условия и период жизни, участь, доля, причем значения dāsa — злой демон, раб и dāśa — рыбак, моряк можно отнести к молодому возрасту, когда подросший самец начинает уходить на «рыбалку» с целью подцепить какую-нибудь сговорчивую девушку. Естественно, что при этом он попадает в рабство своих по большому счету темных страстей.
Важнейший для него статус (взрослого) человека подросток получал после успешного прохождения инициации, во время которой происходило усмирение его животных чувств, появляющихся из-за внезапного превращения невинного ребенка в необузданного «зверя», подлежащего обрядовой инициации. Такой сакральный молодой «зверь» у европейских народов мог иметь личину волка или медведя, что никак не отменяет связи значений английского слова teeny - подросток, крохотный, крошечный, притом что значения «крохотный, крошечный» имеют ассоциативное схождение с казахским словом тиын — копейка, восходящим к прототюрк. tegin – белка, которая обладает не только маленькими размерами, но и быстротой передвижения.
В таком случае древнерусское название белки «виверица» можно сравнить с латинским словом vīvĕre – быть живым, то есть быстро передвигаться,- потому что быстрое движение связано с понятием живости. При этом данный зверек, да еще размещенный во вращаемое им колесо, сам по себе напоминает крутящийся рыжий «диск», образно связанный с вращающимися вокруг земли солнцем (кажущееся вращение) или луной (реальное вращение), которые способны за один день или ночь «пробежать» огромное расстояние. В то же время необходимо обратить внимание как на древнюю оплату беличьими шкурками в качестве малой денежной единицы, так и на символику белки в качестве посредника между «низом» и «верхом», которые, в свою очередь, имеют символику волка и орла. То есть белка — это символ срединного мира, в котором живет и сам человек. Но ровно также подросток и юноша находятся посередине между детским и взрослым состояниями организма.
Если же вспомнить об образе жениха — мертвеца, приходящего из потустороннего мира, то проясняется смысл обозначения холостого дружки жениха в качестве волка, но в то же время наименование девушкой молодого ухажера орлом или соколом позволяет видеть в белке молодую зазнобу, живущую как светлыми, так и темными, трепетными страстями, за которую в случае сватовства вносилась определенная плата (калым) и которая сама по себе могла быть платой в случае заключение союза между родами. Любопытно, что связь белки — девушки и тиына — маленькой копейки соответствует фонетической связи санскритских слов kanā — девочка, девушка и kana – крупица, зерно, искра, мелочь, пустяк. Однако из-за этой маленькой искры в мужском сердце может разгореться великое пламя, да и сама искра может превратиться в бушующий огонь.
Поэтому немецкие слова sechzehn — шестнадцать и sechzig — шестьдесят, определяющие стремление молодого парня и отчасти уже утратившего силу старика к девушкам, очевидным образом связаны с английским словом sex - секс, что подтверждается сопоставлением элемента sech в словах sechzehn и sechzig с немецким словом sech — резец, отрез, косарь и со ср.-англ. seche – просить, стремиться, искать, находить, к которым можно добавить санскритские слова sakha – связанный с, друг, товарищ и sakhī — подруга, женщина, которая кому-то сочувствует, притом что нем. sechs — шесть и англ. six — шесть могут определять направления по четырем сторонам света и направления вверх и вниз, что означает свободные передвижения вырвавшегося на волю светлого мужского начала и свободное распространение дневного света, а применительно к желанию Ярославны вернуть себе мужа означает духовный посыл (сгусток духовной энергии), способствовавший успешному побегу князя Игоря из плена и последующему возвращению на княжеский престол.
Более того, среднеанглийские слова sex, sax и six являются синонимами, имея общее значение, связанное с латинскими словами sex – шесть и, соответственно, sexŭs – пол (мужской и женский). Кроме этого считается, что латин. sex — шесть , фонетически связанное с англ. sex — пол (женский или мужской), произошло от PIE корня *seks — шесть, с которым фонетически схоже слово «секс». Учитывая тождественность элементов «то» и «сё» в выражении «то да сё», со словом «секс» можно сопоставить слово «секта», чьи значения объединяет смысл уединенности или отдельности, связанный с латин. seco — разделять. К этим словам можно добавить и санскритские слова sakṣa — всепоглощающий, подавляющий и sakta — соединенный, приклеившийся,- в том числе под воздействием сильного стремления, а также sakha — связанный с, сопровождаемый, друг, товарищ. Смысл здесь в том, что, соединяясь с кем-то, человеческая особь отделяется от других, в том числе и создавая любовный союз. Для этого она перемещается из одного условного места в другое, что соответствует санскритским словам śak — быть энергичным, годным и sek — идти, двигаться, перемещаться, а в совокупности санскр. śakta — способный, умелый, знающий, наделенный божественной энергией. То есть тот, в кого можно влюбиться или кому можно поклоняться.
Всем этим значениям полностью соответствовала Ярославна, целиком отдавшаяся языческому обряду, который мог бы помочь князю Игорю возвратиться из небытия. Можно даже утверждать, что ее восход на вершину крепости и стремительное опускание в виде птицы зегзицы (или в виде духовного посыла) на самый низ человеческого бытия, где мог находиться князь Игорь, соответствует подъему и опусканию некой волшебной «птицы», которая выступает связующим звеном между небесным миром и миром земным, а также между миром реальным и миром потусторонним.
Что же касается тюркских слов секиз/сигез — восемь, on sekiz - восемнадцать и сексен — восемьдесят, то, помимо фонетической схожести со словом «секс», они могут определять во-первых (от 8 до 80 лет) умственные границы, а во-вторых (от 18 до 80 лет) границы взрослой человеческой жизни в отличие от не совсем еще человеческого детства или уже опустошенной дряхлости. Поэтому восьмиконечная звезда (октаграмма) в орнаментах финно-угорских народов символизирует возрождение, направление, славу и свет, связанные с плодородием, а в христианстве символизирует Вифлеемскую или Рождественскую звезду, которая вела волхвов на поклонение родившемуся Христу, что, опять же, совпадает с санскритским словом sakha со значением связи, притом что упрощенная октограмма состоит из двух наложенных квадратов, каждый из которых соответствует четырем сторонам света: физического и духовного. Вопрос лишь в том, кому на самом деле шли поклоняться волхвы: ребенку - несмышленышу или уже осознающему свое предназначение подростку?
Любопытно, что сино-тибетский язык Atong сохранил слово sega с вариантом siga, имеющее смысл общения друг с другом, что сопоставимо с тибет. s̀ig-s̀ig 'прижаться друг к другу', причем значение s̀ig — вошь,- которая, между прочим, сигает (скачет),- нужно воспринимать не в прямом, а в переносном смысле,- то есть как побуждение к действию. Как тут не вспомнить о русском словосочетании «даже не почесался», относящемуся к бездеятельному человеку? При этом значения других тибетских слов s̀eg — вождь, правитель, s̀eg (s̀og) со смыслом призывания и смыслом «быть погибшим», а также s̀eg (s̀ed) – сила, напор, можно сопоставить с княжеским статусом и настойчивым обращением Ярославны к языческим богам с целью вызволить сакрально умершего князя Игоря из потустороннего мира и таким образом побудить его к возрождению.
Если же мы сопоставим тибет. s̀ig-s̀ig 'прижаться друг к другу' с уйгурскими словами ziğziq — край, граница, кромка, польза и ziġ-ziḳ 'тесный, узкий', то обнаружим у границы смысл чего-то сжимающего, к чему можно добавить древнетюркские слова sïγzïγ — скоба, скрепа, sıčı — граница, ǯıgı — частый, густой и уйгур. ziç — плотный, тесный, узкий, но в то же время, сопоставив значение тибетского слова s̀ig - вошь со значениями санскритских слов aś — питаться, наслаждаться и vaś — домогаться, страстно желать, любить, а уйгур. ziğir - лен сопоставив с символикой льна как чистоты, света, благосостояния и верности, мы обнаружим, что тибетское слово s̀ig — вошь может быть связано с уйгур. ziq — давящий, настойчивый, колкий, жгучий, что подходит к образу ненасытного молодого самца, «присосавшегося» к самке. Подтвердить это предположение можно с помощью сравнения русского слова «комар» с санскр. kamara – желающий, жаждущий, похотливый, притом что символика льна относится к уже возвышенным семейным отношениям.
Еще одно уйгурское слово şäksiz — несомненный, явный, состоящее из şäk — сомнение, неизвестность и siz — ты, siz- 'окрашивать, изображать, привлекать, просачиваться', определяет тот момент, когда темный или невидимый до этого объект начинал опознаваться. Так пришедший из других земель и наполненный плодородным «соком» парень (сравните: др.-тюрк. sıčı — граница и уйгур. ziҫ – скрытый, сокровенный, интимный, близкий) становится хорошо знакомым любовником или мужем, а невидимое ночью солнце, просачиваясь своими первыми лучами, становится хорошо видимым днем. Но в то же время "невидимые" в детстве самец или самка при своем взрослении начинают соответствовать уйгурскому слову şäxs — отдельный, личный, персональный, получая в подарок помимо сформировавшейся фигуры свое личное пространство и самость. К этим же словам нужно отнести др.-сирийск. zakzakiy 'кристально-чистый' и сирийск. zgzg — чтобы сиять, блестеть, сверкать, лучиться, где присутствует элемент мерцания, соответствующий быстрому чередованию света и мрака, что присуще искрометной юности.
Конечно, Ярославна была женщиной, а не мужчиной, но ее обуревало страстное желание вернуть себе мужа из-за сакральной границы, отделяющей жизнь от смерти, поэтому она подобно жалящему насекомому беспокоила потусторонние силы, побуждая их к необходимому для нее действию, и в то же время сама стремилась послать импульс энергии в виде птицы зегзицы, пытаясь возродить князя Игоря, вернув его из объятий смерти, наподобие того, как солнце — феникс возрождается после своего полного исчезновения в вечернем битве света и тьмы. Таким образом, можно предположить, что Ярославна не просто плакала и молилась, а совершала тайный языческий обряд, несовместимый с христианством. Возможно, что этот обряд был связан с какими-то темными магическими действиями, которые были опущены в описании плача Ярославны.
Исходя из этого, с образом молодой княгини можно сравнить образ прекрасной волшебницы Царевны Лебедь из «Сказки о царе Салтане», помогавшей герою сказки возродиться к новой жизни. Не случайно же там присутствуют и волшебная белка, и жалящие насекомые, да и сама волшебница, несмотря на свое «лебединое» прозвище, была подобна мифическому видению, связанному со светом и тьмой, на что указывают слова
«Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит».
В данном случае стоит упомянуть и о блистательной птице Сва, в которой сочетаются мотивы жизни, смерти и возрождения, а также имеется сакральное переплетение изменчивости и неизменности, способствующее преодолению любых препятствий. Необходимо отметить и то, что птица Сва дарует страждущим энергию жизни, укрепляет их силу воли и защищает от ран. При этом способность предсказывать и связь со смертными испытаниями накладывает на образ птицы Сва образы вещей птицы ворона, проводника в мир духов, и мудрой совы, символизирующей не только знание и проницательность, но и скрытую опасность из-за ночного образа жизни.
-
Алистейн
- Сообщения: 280
- Зарегистрирован: 08 дек 2021, 00:28
- Благодарил (а): 56 раз
- Поблагодарили: 83 раза
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 1
В своей самой первой работе по поводу обнаружения глубинного смысла в "Слове о полку Игореве", был взят эпиграф, - фраза из знаменитый общеизвестной книги Р. Киплинга:
"И за все это время, кроме одного или двух раз, Балдео не сказал ни слова правды о джунглях, а ведь они у него за порогом. Как же я могу поверить сказкам о богах, привидениях и злых духах? "
Имелось в виду, что поголовно все исследователи за двести с лишним лет вообще не поняли о чем говорится в поэме.
На Ваши многословные и столь разносторонние рассуждения на данную тему, также вынужден использовать несколько слов Редьярда Киплинга:
"... Козел бодает, воняет тля, ребенок дает пинки...", а нам "зигзицей" ученый лингвист "окычивает" мозги.
"И за все это время, кроме одного или двух раз, Балдео не сказал ни слова правды о джунглях, а ведь они у него за порогом. Как же я могу поверить сказкам о богах, привидениях и злых духах? "
Имелось в виду, что поголовно все исследователи за двести с лишним лет вообще не поняли о чем говорится в поэме.
На Ваши многословные и столь разносторонние рассуждения на данную тему, также вынужден использовать несколько слов Редьярда Киплинга:
"... Козел бодает, воняет тля, ребенок дает пинки...", а нам "зигзицей" ученый лингвист "окычивает" мозги.
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 1
Если вам не нравится, так и не заходите в тему. Сочтите за бред, не стоящий вашего драгоценного внимания. А если заходите, да еще комментируете, так дайте конкретное обоснование моей неправоты хоть в чем-то. Ткните, так сказать, пальцем. Уже второй раз об этом прошу, не засоряйте статью ничего не значащими репликами, а лучше приведите свою собственную версию. Я вот обнаружил досадное упущение в своей статье,- впрочем не существенное. Вошь не прыгает, а прыгает блоха, хотя та и другая - чрезвычайно мелкие насекомые. Вот я и соединил их в один крохотный и "кусачий" образ. К сожалению, исправить уже не могу.
Что же касается "Слова о полку Игореве", то его нельзя рассматривать буквально, потому что древние тексты, как правило, содержат скрытые смыслы. Это не я придумал, а профессиональные исследователи. Поэтому в таких текстах нужно искать слова - маячки, один из которых я, надеюсь, обнаружил.
Что же касается "Слова о полку Игореве", то его нельзя рассматривать буквально, потому что древние тексты, как правило, содержат скрытые смыслы. Это не я придумал, а профессиональные исследователи. Поэтому в таких текстах нужно искать слова - маячки, один из которых я, надеюсь, обнаружил.
-
Алистейн
- Сообщения: 280
- Зарегистрирован: 08 дек 2021, 00:28
- Благодарил (а): 56 раз
- Поблагодарили: 83 раза
Так что же такое "зегзица" в "Слове о полку Игореве"? Часть 1
"Смыслами я называю ответы на вопросы. То, что ни на какой вопрос не отвечает, лишено для нас смысла».marmazov писал(а): ↑Вчера, 17:07 Что же касается "Слова о полку Игореве", то его нельзя рассматривать буквально, потому что древние тексты, как правило, содержат скрытые смыслы. Это не я придумал, а профессиональные исследователи. Поэтому в таких текстах нужно искать слова - маячки, один из которых я, надеюсь, обнаружил.
М.М. Бахтин
"По словам экспертов в области манипуляции: "непонятные слова имеют или целью подавить слушателя фальшивым авторитетом "эксперта", либо выполняют роль шаманского заклинания и призваны оказать гипнотизирующий эффект. Бывает также, что они - прикрытие самой наглой лжи".
С.Кара-Мурза
